Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
— Почему ты вспомнила о моей жене?..
Тебро промолчала.
«Она опять заговорит о Маке. Ей кажется, что она отнимает что-то у Маки, и это ее мучает».
— Я ничего у нее не отнимаю.
На этот раз промолчал Гено.
— Я ни у кого ничего не отнимаю, — шепотом продолжала Тебро. — Я сама несчастна. Для себя.
— Тебро!..
— С тех пор, как я разошлась с мужем… у меня нет друзей. Циала — моя лучшая подруга. Вы же видели? Она любит меня… Нет, жалеет.
Гено встал и обнял ее за плечи.
— Пойдем?
— Конечно.
На остановке автобуса кто-то поклонился Гено.
— Кто такой?
— Не помню.
— Идите. Нехорошо. Вас тут все знают.
В конце улицы показался автобус. Тебро подошла к Гено, взяла его за руку. Какое-то время она стояла так, потом, заметив на противоположной стороне позднего прохожего, поспешно отошла и встала там, куда должен был подъехать автобус.
Слава богу, наконец все было позади. Ослабевший Симон спал под действием наркоза. Напротив него, на застеленной койке, с раскрытой книгой в руках дремала Мака. Книгу эту она выпросила у доктора Хиджакадзе. Ей хотелось самой узнать что-нибудь о болезни отца. Но сейчас она была так измотана, что когда Бичико и племянник отца выходили из палаты, не смогла проводить их даже до дверей — легла на койку и закрыла глаза, вернее, просто дала им закрыться. Хорошо, если б хоть часа полтора никто не приходил. Единственное, что время от времени всплывало в ее сознании, это то, что вскоре отцу предстояла вторая операция. «Не перенесет», — думала она и чувствовала тяжелую, тупую боль.
В дверь тихонько постучали.
«Ах, как некстати, как я не хотела!..» Мака оглянулась — может быть, это медсестра, тогда она не встанет.
Нуца?! Она все-таки обрадовалась старой подруге, на цыпочках пошла ей навстречу и расцеловала.
— Мака, родная моя! Как вы? Что с дядей Симоном?
— Не знаю, вроде обошлось… Садись, Нуца, сядь…
— Спасибо.
— А как ты живешь? Давно тебя не видела.
— Да, забыла ты меня, Мака, совсем забыла.
Мака улыбнулась ей усталой открытой улыбкой.
— Нет, Нуца, милая, просто я давно не приезжала. Ну, что ты? Как ты? Не помирилась с мужем?
— Никогда!
Мака посмотрела в лицо подруге. Нуца отвела взгляд и, глядя на больного, сказала:
— Говорят, Хиджакадзе хороший хирург. Ты всегда знала, к кому обратиться. Меня так огорчила болезнь дяди Симона, как если б отец родной заболел.
— Ох!..
— Раньше и узнать-то никак не могла. С утра до ночи торчу на этой проклятой почте…
— Нуца, куда подевались ребята и девушки из нашего класса? Я никого не встречаю. Кето и Лиза вышли замуж — это я знаю. Ило защитил диссертацию — это тоже знаю, Уча продал свой дом…
— А почему, спрашивается?
— Наверное, переезжает куда-нибудь.
— Никуда он не переезжает. Просто головы на плечах нет, вот и вся причина.
— Он не женился?
— Зачем ему жениться?.. Кто мог подумать, что Уча когда-нибудь станет таким?
— Не знаю… Люди с годами меняются.
— Ты, наверное, не слышала еще, что Рубен женился на сестре Реваза.
— На маленькой Марго?
— Да, на младшей. Резо ни за что не соглашался на их брак. Ни на помолвке не был, ни на свадьбе.
— Рубен все такой же высокий и поджарый?
— Нет, раздобрел. А Марго все та же, что на твоей памяти, — Нуца вытянула руку на уровне груди. — Вот такусенькая… У Мелитона опять дочь, уже третья. Вчера его встретила — выпивший идет, с горя, говорит, пью…
— О чем горюет-то?
— Да разве забыла, какой он? Шутник.
— Знаю. Если б бездетным остался, сказал бы, что на радостях пьет.
— У Додо умерла тетушка, которая ее вырастила.
— Что ты говоришь?! Макро?
— Да. Она жутко переживала. До сих пор в черном ходит, в такую жару в черных чулках шерстяных.
— Додо ни в чем не знала меры.
— Не знала меры, говоришь? Любила она ее, вот что. Макро ей и мать, и отца заменяла…
— Додо и сейчас в банке работает?
— Ну, да! Ей помогли все, сложились, деньги собрали… Помнишь, как вы дружили?
— Я ее ни разу после школы не встречала. Года два назад искала, хотела повидать, помню, и у тебя спрашивала…
— Тогда, кажется, она в отпуске была…
— Нет, сдавала экзамены на экономический.
— Верно! Верно!.. Сдавала, да не сдала, не поступила. Этой зимой поговаривали, что она за Джумбера Тхавадзе замуж выходит.
— За Тхавадзе?
— Да. Но я не поверила. Это, говорю, все Додо нафантазировала.
— Почему же нафантазировала? Чем Додо ему не хороша! — Мака спохватилась, что не назвала его по фамилии и, опережая Нуцу, добавила: — Додо для Тхавадзе даже слишком хороша.
— Ну, нет уж, Мака! Джумбер в нашем маленьком городке…
— Ты всегда все преувеличиваешь, Нуца! — прервала ее Мака. — Просто директор винного завода — человек всем нужный и всегда на виду! Вот и все его достоинства.
— Неправда, Мака, у него очень отзывчивое сердце… Кстати, это он сказал мне, что дяде Симону сделали операцию.
— Да, Бичи сейчас у него работает…
— Когда у Додо умерла тетушка, он очень помог ей.
— Может быть, он в самом деле собирается жениться?
— Нет! Клянусь тебе, нет! Не то что Додо, — дочка председателя исполкома, писаная красавица, врач — с ума по нему сходила, а он ни в какую… — Нуца понизила голос и с застенчивой улыбкой прошептала: — По-моему, он все еще любит тебя…
— Перестань! И не стыдно тебе с серьезным видом вспоминать детские глупости?!
Мака нахмурилась, тихонько подошла к отцу и приподняла край простыни, которой он был укрыт.
«Зачем он дает людям повод говорить бог знает что? Женился бы уж. Тоже мне еще… этот…». Но кого она подразумевала под «этим», Мака не знала.
К больному подошла Нуца.
— Господи! — вздохнула она и тут же поспешно добавила: — Все будет хорошо, Мака, не бойся! Ты уж прости меня, на этот раз с пустыми руками, прямо с работы забежала.