Звезды чужой стороны
Шрифт:
Собственно, ничего особенного он не рассказывал. Просто, как пришел, как сел, как Аги его приняла, как на него смотрела, как угостила ужином… Но все это сопровождалось таким выразительным подмигиванием, что воспринималось, как внешняя сторона дела, за которой скрыта главная, внутренняя суть. А о ней Черный, как настоящий джентльмен, ничего не может говорить, лишь только вот так подмигивать, предоставляя нам догадываться об остальном самим.
Я старался не слушать, думал о другом, но его веселый самоуверенный голос лез в уши, раздражал, вызывал желание вскочить, подбежать к нему и заткнуть рот.
К вечеру было готово несколько отличных шнуров. Я внимательно осмотрел тол. Один из кусков оказался с отверстием. Оставалось только вставить в него детонатор. Но это потом, на месте.
Теперь уже Черный не отходил от меня ни на шаг, жадно, точно загипнотизированный, поглядывая на желтые куски тола. Вероятно, он был бы не прочь испытать его в деле немедленно, сейчас же – только намекни.
Легли спать голодными – все скудные припасы съели в обед. Что-то случилось там наверху. Иначе хозяин обязательно пришел бы.
Ночь прошла беспокойно. Я то и дело просыпался. Мне казалось, я слышу наверху топот множества ног, чуть ли не выстрелы. Мои соседи по нарам тоже ворочались с боку на бок. Один лишь усач Фазекаш безмятежно спал, раскинув руки в обе стороны, и храпел так, что его, наверное, было слышно на поверхности.
Встали рано, около шести. Посовещались. Решили ничего не предпринимать, ждать. Черный взбунтовался. Размахивая руками, он орал, доказывал, что надо немедленно выходить из бункера, что все мы трусы, забились под землю, как крысы, и боимся высунуть нос. Он даже направился было к двери, но Фазекаш встал на пути и молча поводил возле его носа своим кулачищем.
Часы шли, никто не являлся. Мы были очень насторожены, прислушивались, не доносятся ли сверху какие-нибудь подозрительные звуки. Когда же, наконец, раздался стук в дверь, мы все застыли от неожиданности, хотя все время ждали его.
Фазекаш вытащил запор. В бункер вошел хозяин. Лицо у него было мятое, невыспавшееся.
– С ума там посходили! – накинулся на него Черный. – Башки вам поотрывать!
– Погоди! – отстранил его Фазекаш. – Почему не приходил так долго, хозяин?
– Попробуй приди, если кругом солдат, что летом блох. – Хозяин поставил на нары принесенную с собой корзинку. – Новобранцев пригнали, учения какие-то тут устроили. Им, видите ли, тут удобно: и речка, и лес – пересеченная местность. А на ночь так они вовсе возле сараев устроились. Окопов понарыли, костры разожгли. Я до утра сидел возле окна, все боялся, что свинку прирежут.
– Свинку! – снова закричал Черный. – За свинку он боялся! А за нас он не боялся! Нас пусть режут! Нас пусть вешают! Нет, вы видели когда-нибудь такого фрайера!
Хозяин спокойно выкладывал из корзины хлеб, бутылки с молоком.
– Что ты молчишь? Что молчишь? – приставал к нему Черный.
– Жду, когда ты мне дашь хоть слово вставить. – Он улыбнулся. – Вот если бы твоим ртом можно было по фашистам пулять, ни одного бы уже не осталось… Что мне за вас бояться, если вы здесь как у Христа за пазухой? Как они к нам во двор заявились, так я сразу к корыту, вбил в нижнюю доску кол – и нет ваших. А свинка-то на виду… Ну, налетай, воронье!
Он стоял рядом и, продолжая улыбаться, смотрел, как мы, голодные, расправлялись с едой. Потом собрал бутылки, аккуратно сложил пергаментную бумагу, в которую был завернут хлеб, и сказал:
– Обеда не ждите.
– О-о! – разочарованно протянули мы хором.
– Зато на ужин… – Он сделал паузу и объявил торжественно: – Паприкаш из курицы!
– А-а! – радостно завопили мы.
– Елинек, – вдруг обратился он ко мне. – Вам надо со мной. Наверху ждут…
Я обрадовался. Почему-то подумалось, что там капитан Комочин.
Но в доме ждал меня не он. Бела-бачи. Вероятно, на моем лице отразилось разочарование, потому что он спросил:
– Что – не тот?
– Думал – Комочин, – признался я.
– И с ним увидишься.
– Сегодня?
– Нет. На днях. Или раньше.
– Где он?
– Там, где его и в помине нет, – отшутился Бела-бачи.
Это мне очень не понравилось. Почему он скрывает от меня, где Комочин? Про свои организационные дела он может не рассказывать – его дело. Но Комочин – мой товарищ, такой же советский офицер, как и я, и он не имеет права!..
Я не сказал ничего. В последний момент подумал, что, может быть, Комочин сам не хочет, чтобы я знал. Но почему? Почему?
– У вас все готово? – спросил Бела-бачи.
– Все.
– Сегодня вечером.
У меня дрогнуло сердце.
– Уже?
– Шандор сообщил, вечером будет поезд специального назначения. Есть полный смысл начать именно с него. Как раз сегодня с обеда Шандор заступает на дежурство – очень удобно.
– Но сначала надо выбрать место. Нельзя идти вслепую.
– Для этого я тебя и позвал. Вот погоны, шинель. Сапоги даст хозяин. Какой у тебя размер?
– Сороковой.
– Ничего, потопаешь и в сорок втором. Натолкай в носки бумаги побольше. Примерь!
Шинель оказалась впору. Бела-бачи приладил узкие шнурки погонов и подвел меня к большому, почти до самого пола, зеркалу.
– Ну, каков?
Напротив меня стоял щеголеватый венгерский лейтенант. Я поднял руку, словно желая убедиться, я это или не я. Лейтенант в зеркале повторил мое движение. На его лице появилось растерянно-удивленное выражение.