Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Верю, верю.
– А то, может, подумал – я хвастаюсь? – Он вглядывался мне в лицо. – Думаете, хвастаюсь?
– Разумеется, нет.
– Вот… Никто в городе не скажет, что кондитер Калуш хвастун. Нилашистская партия кому попало не доверит пост начальника охраны своего дома. На следующей неделе заступаю,- добавил он гордо. – А с кем имею честь?
– Лейтенант Елинек Шандор.
– Как? Это вы? Тот самый, из госпиталя?.. Очень приятно, господин лейтенант. А я в темноте
Он долго тряс мне руку. Я никак не мог понять, чему он так обрадовался.
– Давно вы уже там, разрешите поинтересоваться?
– Где? – я проклинал в душе кондитера, назойливого, как осенняя муха.
– В госпитале, конечно, где еще?
– Не очень.
– Но все-таки уже свой человек там, а?
Я все еще не понимал, куда он клонит. Отвечал осторожно, неопределенно:
– Ну… так… Более или менее.
– И с врачами хорошо знакомы, а?
Проверяет меня?
– Конечно! Особенно близко с начальником госпиталя подполковником Морицем, – выложил я свой главный козырь.
– С самим Морицем? Ого! – Он потер руки. – Может, сварганим с вами дельце, господин лейтенант? Вы мне, я вам – все здоровы, все счастливы, все довольны, все улыбаются.
Он коротко хохотнул и легонько стукнул меня по спине.
Я ничего не понял.
– Какое дело?
– О! Прима! Экстра-класс!.. Главное, чтобы мы с вами верили друг другу – вы мне, я вам… А может быть, вы мне не верите? Тогда скажите прямо. Нет, скажите, верите или не верите?
– Верю, конечно… Но…
– Вот и кончен разговор. Заходите завтра в кондитерскую – я как раз эти дни свободен от выполнения партийных обязанностей. Там обо всем потолкуем. Лучше в послеобеденное время, тогда меньше посетителей.
– Спасибо, но прежде я должен знать, чем могу быть вам полезен?
– О, я смотрю, вы человек бывалый, – он шутливо погрозил мне пальцем. – Хотите, чтобы я первый открыл карты? Что ж, кому-то ведь надо начать. Пусть я, согласен… Вы в госпитале? Так?
– Так.
– Знаетесь с начальником? Так?
– Так.
– А начальник – это бог. Так?
– Так.
– А у бога есть все.
– Например?
– Например, медикаменты… Слух прошел, пенициллин на днях привезли.
– Возможно.
– Ох и хитер! Ох и хитер! «Возможно» – ха-ха! Вот вы хитрите, а ведь зря, зря. Меня вам все равно не перехитрить. У меня точная информация.
– Смотрите-ка!
– Вот. А знаете, что такое сегодня пенициллин?
– Нет, не знаю.
Я нарочно произнес это таким тоном, что прозвучало так: конечно, знаю!
– Да, да! – Он клюнул на мой тон. – И валюта, и золото, все, что хотите!
Вот оно что!
– Но самим вам его не сбыть.
– Вот как!
– Да, да, и не пробуйте!
– Это почему?
– Надо знать кому, иначе попадетесь.
– А что вы посоветуете?
– У меня брат аптекарь в Будапеште… Вот я вам уже и выдал один из секретов фирмы. Теперь вы не можете отказаться, господин лейтенант… Тихо!
С легкостью, которую трудно было предположить в нем, он отскочил к стене и сделал мне знак, чтобы я тоже спрятался.
На улице показался человек. Он вел себя чрезвычайно странно. То жался к стенам домов, то вдруг выходил на самую середину улицы. Человек подошел ближе, и я понял: пьян!
Кондитер выскочил из своего укрытия, как черт из сюрпризной коробки:
– Стой! Документы!
Насмерть перепуганный прохожий, горбясь, полез за документами. Здоровенный кондитер стоял над ним, как коршун над цыпленком, и упивался своей властью.
– Вот… – робко произнес задержанный. – Вот документы, господин Калуш.
– Комендантский час, а он шляется! Вздернем тебя!
– Господин Калуш! – взмолился тот. – Я лояльный человек, владелец химической чистки, у меня трое детей, вы же знаете.
– Где веревка! – вопил Калуш. – На фонарь! Где веревка, господин лейтенант?
Я сунул сжатые кулаки в карман шинели. Я боялся, что не сдержусь и стукну его по орущему рту.
– Вы его знаете, господин Калуш?
– Его? Знаю ли я его – ха-ха!
– Тогда отпустите.
– Как прикажете, господин лейтенант. – Он, недовольно урча, вернул документ своей жертве. – Поклонись в ножки господину лейтенанту и убирайся домой.
Задержанный, кланяясь и бормоча слова благодарности, побежал к дому напротив.
– Ха-ха-ха! – кондитер, уперев руки в бока, смотрел ему вслед, пока он не исчез в воротах. – Эх, напрасно не дали его как следует попугать, господин лейтенант. Ерундовский человек – и нашим, и вашим. Теперь он нам руки лижет. А придут русские, к ним на поклон побежит, вот увидите.
– Вы считаете, они придут? – мне представилась возможность попугать его самого, и я не хотел ее упустить. – За такие слова, господин Калуш, вас можно арестовать.
– А? – Он растерянно разинул рот, но тотчас же нашелся: – Так я ведь вас проверял, господин лейтенант. Дай, думаю, погляжу, чем наши герои-фронтовики дышат. Ха-ха-ха!
– Может, вы меня и с пенициллином проверяете?
Он покачал головой:
– Ну и жук вы, господин лейтенант, осмелюсь заметить. Вот придете завтра, тогда увидите сами, проверяю я вас или не проверяю…