Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Ого! Это что, уже решенное дело?
– Да. И многое сделано. Раздобыли оружие. В основном, укомплектовали роту людьми. В основном, – подчеркнул он.
Я понял намек…
– Остается только ждать провала. И ручаюсь – недолго. О вашей роте немедленно узнает комендатура.
– Конечно! – Капитан улыбался, и я понял, что промахнулся, что это им предусмотрено. – Больше того. Мы сами сообщим о себе в комендатуру. Каждое подразделение, которое прибывает в город, обязано стать на учет в комендатуре гарнизона.
– Но комендатуре нужна бумага.
– Есть бумага и уже лежит в комендатуре. Доставили прямиком из Будапешта, фельдъегерской связью. Бланк, печать, подпись, все, как положено.
Я сразу вспомнил про недавнюю поездку Бела-бачи в Будапешт. Вон еще когда у них было все придумано!
– Сегодня коменданту будет дополнительный звонок из штаба – и убедительный… Нет, Саша, комендатура нам не страшна. Сейчас в городе столько частей, столько каждый день уходит и приходит. А чем ближе фронт, тем больше будет хаос и неразбериха. С этой стороны опасность меньше всего.
– Значит, вы считаете – провал исключен? – спросил я недоверчиво.
– Риск есть. Но риск оправданный. Есть смысл рисковать. Подумайте сами. Довольно большая группа вооруженных людей, решительных, готовых на все, совершенно легально обосновывается в городе. Во-первых, мы обеспечим все акции комитета борьбы. Вот у них сейчас трудности с типографией, нилашисты туда бегают. А мы конфискуем типографию для армейских нужд, поставим у двери часовых – пусть тогда сунутся… Или такие операции, как ваша вчерашняя. Опасно ведь, правда? А мы дадим подрывникам вооруженную охрану. Да и вообще, люди в военной форме, с автоматами, строем, – куда угодно пройдут… Но это только во-первых. А во-вторых… Вы представляете, какую неоценимую помощь может оказать такая рота советскому командованию? Особенно, когда наши части подойдут ближе к городу… Что молчите? Не согласны?
Я растерянно водил рукой по лицу. Все, что он говорил, было так неожиданно.
Впрочем, неожиданно ли? Смутные предчувствия появились у меня уже с того момента, когда он упомянул о денщике.
– Но ведь… Я не знаю… Совершенно другая армия, другие порядки.
– Минуту!
Капитан Комочин вышел в соседнюю комнату и вернулся с пачкой книг в руках.
– Вот! – Он положил книги на стол. – Их армейские уставы, наставления, учебники… «От сна восстав – учи устав, ложишься спать – учи опять». Тут вам работенки хватит.
– «Вам»!.. А вам?
– Дело в том… – он замялся; это было что-то новое. – Словом, я очень хорошо знаком и со страной, и с армией.
Покусывая губы, я полистал страницы, почитал оглавления книг и, решившись, наконец, спросил напрямик:
– Вы венгр, да? Из Ваца?
Он ответил не сразу. Встал, прошелся по комнате. Потом остановился, сложив руки на груди. Взгляд у него стал жестким.
– Сейчас вы на меня снова обидитесь.
– Опять не скажете?
– Нет, скажу. Скажу, что терпеть не могу, когда мне лезут в душу. Знаете про меня все, что нужно знать – и довольно! Я буду вам все говорить, все, что касается наших общих дел. У вас не будет больше никаких оснований обижаться, я ничего от вас не утаю. Но одно учтите, прошу вас: у меня нет ни малейшего желания делиться – не только с вами, дело не в вас, с кем бы то ни было! – нет ни малейшего желания делиться подробностями моей биографии.
Он был теперь такой же холодный и чужой, как тогда, в политотделе, когда я спросил, взяли ли у него заявление.
– Но почему вы так болезненно реагируете? Правда же, я не хотел…
– Тем лучше! – прервал он меня. – Можете считать, что у меня болезнь, странность, мания – что угодно. Но только просьбу мою учтите.
– Хорошо… Если вы так…
– Вот и отлично! – Комочин взял со стола одну из книг. – Вот. Начните с устава внутренней службы. Завтра пойдем в комендатуру – потребуется в первую очередь.
У него это здорово получалось – наговорить целую кучу неприятных вещей, а потом, как ни в чем не бывало, перейти к прежнему спокойному деловому тону.
Я так не умел. Мне требовалось время, чтобы отойти. И, кроме того, я не хотел оставить за ним последнее слово.
Я сказал:
– Откровенно, так откровенно. Я тоже хочу, чтобы вы знали: при первой же возможности, как только мы свяжемся с командованием, – по рации или еще как-нибудь, не знаю, – я немедленно оставлю вас и вернусь обратно.
– Можно поинтересоваться – каким образом? – спросил он с язвительной учтивостью.
– А хоть каким! Пешком через линию фронта, самолетом. Мне не доставляет ни малейшего удовольствия работать с вами. Я только подчиняюсь военной необходимости.
Он тонко улыбнулся.
– Можете вернуться… Если разрешат.
– Думаете – нет?
– Думаете – да? Люди проходят специальную подготовку, тратят драгоценные недели и месяцы, чтобы удержаться хотя бы короткое время во вражеском тылу, а мы с вами почти без всяких усилий оказались в такой ситуации, о которой разведчик может только мечтать! И вдруг – здравствуйте, пожалуйста! – лейтенант Мусатов запросился обратно. Почему? На каком основании?
– Мы с вами все равно не сработаемся.
– Как сказать! Меня, например, вы устраиваете вполне. Другого такого напарника мне ни за что не сыскать.
Иронизировал он или говорил серьезно?
Я никак не мог понять.
В бункер я не вернулся. Ночевал у Бела-бачи. Впрочем, можно ли сказать – ночевал? Мы с капитаном Комочиным не сомкнули глаз, до утра просидели над уставами. Это напоминало время, когда я со своими однокашниками готовился к выпускным экзаменам в десятом классе. Дни, отведенные на подготовку, мы проводили на Оби, загорали, купались – стояла чудесная погода. А ночью, перед экзаменом, собирались у кого-нибудь на квартире и прочитывали вслух весь учебник – от корки до корки. И сдавали!