Звезды чужой стороны
Шрифт:
– Весьма сожалею… Единственное, что я могу сделать… – капитан потянулся к трубке полевого телефона, – Дайте ноль-три… Немецкий комендант, – пояснил он.
В трубке что-то щелкнуло.
– Ja, – произнес густой бас.
Весь дальнейший разговор происходил на немецком языке. Нам было хорошо слышно – капитан держал трубку далеко от уха.
– Господин подполковник, у меня находится командир отдельной химической роты – мы переслали вам бумагу. Они сегодня прибыли в город.
– Я сказал. Ничем не располагаю, – не очень любезно пробасила трубка. – Пусть разместятся в каком-нибудь селе поблизости.
– У них маленькое подразделение. Всего две-три комнаты.
– Еще не хватает, чтобы нас разместили вместе с кем-нибудь, – произнес едва слышно капитан Комочин. – Тогда все пропало.
Трубка долго молчала.
– Ладно, – наконец услышали мы. – Пусть идут к майору Троппауэру, я передам ему бумагу. Но только в последний раз, господин капитан. Больше не обращайтесь ко мне с такими просьбами.
– Сердечно благодарен. – Капитан положил трубку, вынул из кармана носовой платок. – Фу! Разговаривать с немцами… Идите в их комендатуру. На нашей же улице, тридцать шестой дом. Особняк со львами у подъезда. Торопитесь, как бы он не передумал…
Майор Троппауэр, высокий мужчина с совершенно голым яйцевидным черепом, встретил нас в коридоре.
– Еще минута – и я ушел бы на обед, – недовольно сказал он на приличном венгерском языке. – Заходите.
Он встал у двери, пропустил нас в кабинет.
– Вы отлично говорите по-венгерски, – сделал ему комплимент капитан Комочин.
Троппауэр ничего не ответил, сел за стол.
– Документы! – приказал он коротко и требовательно протянул руку.
Мы подали документы. Лейтенант Нема хорошо рассчитанным жестом положил свое офицерское удостоверение – в отличие от наших оно было настоящим – подальше от рук майора, на самый край стола. Троппауэр начал именно с него. Внимательно, шевеля губами, прочитал фамилию, имя, осмотрел печать, фотокарточку. Потом поднял свою яйцевидную голову и вонзил острый испытующий взгляд в лейтенанта.
– Возьмите!
Затем он принялся за мое удостоверение.
Я смотрел на стену за его спиной. Там, у самого потолка, лениво играла отраженная солнцем зыбь листвы, как свет на дне неглубокой прозрачной речки.
– Елинек?
– Так точно.
– Словак.
– По отцу.
– Они не очень-то воюют против русских, ваши словаки. Сдаются целыми пачками.
В его взгляде сквозила насмешка, желание уязвить меня.
– Я венгерский словак, господин майор.
– Но словак!
– Вы напрасно обижаете лейтенанта Елинека, – вмешался Комочин. – Не далее, как двадцать минут тому назад мне его отлично рекомендовал сам капитан Киш. Лейтенант Елинек выделился во время патрулирования, задержал целую группу подозрительных лиц… А что касается его национальности, то это само по себе еще ничего не значит. Я знаю одного немецкого генерала, который не только сдался в плен русским, но еще и возглавил там, в России, изменнический комитет «Свободная Германия». Его фамилия Зейдлиц. Генерал-лейтенант фон Зейдлиц, может быть, слышали?
Это был великолепный ход! Лицо Троппауэра пошло красными пятнами, даже лысина слегка покраснела.
– Возьмите. – Он брезгливо, кончиками пальцев, отодвинул от себя наши документы. – Мне нравится ваша прямота, господин капитан. – Щелчком выбил из пачки сигарету, закурил. – Мы, немецкие солдаты, особенно умеем ценить прямоту в других, так как сами терпеть не можем виляний. И поэтому позвольте вам сказать, что отдельные предатели вовсе не определяют лица нации. Если бы мы по предателям судили, например, о вашей венгерской нации, то у нас было бы достаточно оснований не доверять и вам, венграм. Вы мне привели в пример одного Зейдлица, а я вам мог бы назвать сколько угодно примеров… Вот позавчера военный трибунал здесь, в городе, вынес смертный приговор одному венгерскому офицеру. Если бы вы знали подробности! Кошмар! Кошмар! И, к сожалению, к сожалению, он далеко не один… Но ведь я из этого не делаю вывод, что все венгры предатели. Вот вы, например. Я уверен, что когда вы попадете на фронт, то будете сражаться достойно… Ах да, я упустил из виду! Вы же химик, тыловое подразделение.
Он сиял. Он отомстил наглому венгерскому капитану.
Но Комочин не уступал:
– Химики тоже нужны, господин майор. Так же, как работники комендатур.
Троппауэр поджал губы.
– Комендатуры, к сожалению, необходимы. А вот химики… Я считаю, я убежден, что вашу роту следовало бы расформировать, а личный состав отправить в пехотные части… Химия! – воскликнул он с презрением. – Если бы вы хоть газы против русских пустили!
– А русские? – спросил Комочин.
– Что русские?
– А если русские тоже пустят? Думаете, у них нет? И при нашей скученности населения – кстати, у вас в рейхе, скученность еще больше, – вряд ли это было бы нам выгодно. Я думаю, фюрер все взвесил. Если была бы хоть малейшая возможность применить против русских дихлордиэтилсульфит…
– Что это такое?
– Вы его называете ипритом… Так вот, если была бы хоть малейшая возможность, фюрер, несомненно, ею воспользовался бы.
– Да, разумеется, фюрер все предусмотрел. – Троппауэр был уже не прочь прекратить спор со строптивым и неуступчивым венгром. – Так, значит, вы насчет размещения?
– Так точно!
– Есть только одно помещение, не из самых лучших. Далеко не из самых лучших, – подчеркнул Троппауэр. – Вы знаете чарду «У цыганского короля»?
– Я впервые в городе, господин майор.
– Я знаю, – выступил вперед лейтенант Нема. – Берлинская улица. Подвальное помещение.
– Подвальное? – разочарованно переспросил капитан.
– Да, – подтвердил Троппауэр. – И к тому же с выбитыми окнами – неподалеку упала бомба. Но другого ничего у меня нет. И этого бы не было; вам просто повезло. Трактирщика призвали в армию, а жена закрыла заведение… Ну, как? Если не подходит, вам придется обращаться к самому господину коменданту.