Звезды чужой стороны
Шрифт:
Майор торжествовал: вот когда он взял реванш!
Комочин сделал вид, что колеблется.
– Право не знаю. Мои люди уже в городе… Господин комендант здесь? – спросил он.
– Нет! – быстро сказал немец. – Нет, нет! И вряд ли будет сегодня… Так выписывать ордер на занятие помещения?
– Что же делать! – капитан Комочин сокрушенно махнул рукой. – Не могу же я держать людей на улице.
Майор подписал какую-то бумагу, поставил печать.
– Вот. Передадите хозяину дома – он живет там же, на первом этаже.
– А квартиры для офицеров? У меня трое.
– Офицеров мы не размещаем. Договаривайтесь с местными жителями. И советую особенно не церемониться. Ваши соотечественники в последнее время не очень-то любезны с людьми в военной форме.
Мы откланялись и пошли к двери.
– Да, – остановил нас Троппауэр. – Хлорная известь у вас есть?
– В известном количестве, – повернулся к нему капитан.
– Имейте в виду, я вас буду привлекать для дезинфекции помещений.
– Это не входит в круг обязанностей химической роты, – сухо отпарировал капитан.
– Гм… Видите ли, говоря по правде, я не очень доверяю местной санитарной команде. А в городе появился тиф… Вы понимаете, насколько это серьезно.
– Только в порядке личного одолжения, господин майор…
На улице капитан Комочин спросил у лейтенанта Нема:
– Что за помещение?
– Подходящее, – ответил тот бесстрастно. – Три большие комнаты. Два выхода, на разные улицы.
– Сколько времени вам понадобится, чтобы привести людей на место?
– Полтора часа.
– Действуйте!
Лейтенант козырнул, повернулся по-уставному. Мы остались одни.
– Капитан Комочин, – сказал я тихо, – не могу не признать, что восхищен вашей выдержкой.
Это было очень скупое признание. Я бы мог сказать гораздо больше. Что верю ему теперь, верю безоговорочно и навсегда. Что бы ни услышал о нем. Что бы ни узнал. Что бы ни случилось.
Он поморщился.
– Фу! Откуда такой напыщенный стиль?.. Что вам ставили в школе за сочинения?
Я не сразу пошел в чарду на Берлинской улице. Сначала нужно было навестить кондитера – капитан Комочин, узнав, что он какой-то там начальник в доме нилашистов, советовал не порывать с ним. Тем более, что он уже клюнул на пенициллин.
Кондитер действительно ждал меня. Как только я появился в его заведении, он, улыбаясь во весь свой широкий, как у жабы, рот, пошел мне навстречу.
– Сервус! – часто моргая, поздоровался он со мной, как со старым приятелем. – Молодец, что пришел. Пойдем, поговорим.
Я, сославшись на занятость, отказался. Сказал ему о своем переводе в химроту. У него разочарованно вытянулось лицо. Я поспешил успокоить:
– Я кое с кем переговорил в госпитале. Вы не раздумали?
– Я раздумал?!
– Тогда ждите, забегу на днях. Как освобожусь…
– Только обязательно!
Он помахал мне короткопалой пухлой рукой.
Теперь можно было и в чарду. Рота еще не пришла. Капитан Комочин в сопровождении маленького, припадавшего на левую ногу старичка с бородкой клинышком ходил по пустым, гулким, пропахшим вином комнатам. Все окна были выбиты, в помещении свободно гулял ветер. Он игриво трепал гирлянды грязных цветных флажков, оставшихся от какого-то празднества, шевелил рваные полосы обоев на стенах. На обшарканном полу поблескивали и хрустели под ногами мелкие осколки стекол.
– Хозяин дома… Лейтенант Елинек, мой помощник.
Старичок сунул мне холодную, сухую руку, невнятно пробормотал свою фамилию и снова повернулся к капитану:
– И окна тоже за мой счет?
– Да. Притом, вставить сегодня же.
Майор Троппауэр был бы доволен суровой непреклонностью капитана по отношению к своему венгерскому соотечественнику.
– Я не отказываюсь. Но почему нельзя левую сторону фанерой? Почти то же самое. А на ножки проходящих мимо барышень ваши бравые ребята смогут любоваться через окна на правой стороне.
– Мне не нравится, когда в таком тоне говорят о моих подчиненных.
– Простите, простите великодушно, – засуетился старичок. – Я просто пошутил.
– Защитники отечества должны жить в человеческих условиях, а не в хлеву. Сегодня же вставьте, – снова напомнил капитан. – Имейте в виду, если простудится хотя бы один солдат – будете отвечать за подрыв боеспособности армии по всей строгости законов военного времени.
Старичок, охнув, побежал за стекольщиками.
Через полчаса в подвале кипела работа. Женщины, нанятые старичком, засучив рукава и подоткнув подолы, драили полы.
Стекольщики, устроившись возле входа, нарезали стекла и громко укоряли друг друга, что мало спросили, что стекла дорожают не по дням, а по часам.
Комочин походил по комнате, что-то прикидывая, потом, позвав с собой меня, вышел на улицу. Мы обошли весь квартал – большую его часть занимал соседний трехэтажный дом, длинный, унылый и серый, как пожарный рукав. Комочин потащил меня в его двор.
– Посмотрите, нет ли отсюда еще и другого выхода.
А сам спустился в подвал и пробыл там минут пятнадцать, не меньше.
Когда он снова показался на свет божий, к нам подошел дворник в кожаном фартуке. Сдернув с головы засаленную фуражку, поклонился.
– Осмелюсь спросить, благородные господа, что вас здесь интересует?
– Противопожарное состояние, – пояснил Комочин. – В доме рядом разместится войсковая часть.
Дворник еще раз извинился, откланялся и ушел.
– В самом деле, зачем вам понадобилось туда лазить? – спросил я.
– Прорубим из чарды проход в этот погреб. Отличный запасной выход. Мало ли что может случиться.