Звезды чужой стороны
Шрифт:
Другое дело в центре города. Здесь фашисты еще чувствовали себя в относительной безопасности.
Мы выбрали объектом нападения гестапо – уж бить, так сразу по самому чувствительному месту.
Гестапо помещалось недалеко от центральной улицы в старинном графском особняке. С нашей точки зрения, особняк был чрезвычайно неудобным. Опять эти узкие окна, похожие на бойницы! Попробуй, забрось в них гранату. К тому же здание усиленно охранялось. На крыше даже стоял пулемет. Нападение на гестапо обошлось бы слишком дорого.
Лейтенант Нема предложил другое: напасть не на гестапо, а на гестаповцев. Каждый вечер, ровно в семь часов, фашисты на нескольких легковых автомашинах выезжали со двора особняка в ресторан гостиницы «Мирабель» – там их ждал ужин. Маршрут пролегал сначала по узкому переулку, затем по центральной улице.
Вот этот безлюдный переулок заинтересовал нас больше всего. С левой стороны высился забор угольного склада, совершенно пустого и никем не охраняемого. С правой стоял небольшой двухэтажный жилой дом с распахнутыми настежь воротами – их сорвало с петель воздушной волной во время одной из недавних бомбежек, и они не закрывались.
Через двор дома можно было попасть на соседнюю улицу.
Решили остановить гестаповские машины в переулке и забросать их гранатами.
Но как остановить? Выход нашел наш изобретатель Шимон:
– Дорожный знак.
– Какой?
– «Ремонтные работы». И рядом еще один: «Объезд вправо».
Операцию решили провести на следующий же день. Шимон изготовил знаки – для удобства он щиты сделал складными, так же, как и рогатку, которой загораживался выезд из переулка.
Участников разбили на три группы. Одна, самая меньшая по количеству людей, должна была ровно без пяти минут семь установить в переулке знаки, рогатку и тотчас же исчезнуть.
Другая, наиболее многочисленная, вооруженная гранатами, поджидала машины на территории склада, за забором.
Третья группа располагалась в воротах. Перед ней была поставлена задача не дать гестаповцам опомниться, огнем из автоматов сбить возможное преследование.
Я должен был вести именно эту, третью группу. Но в последний момент перед уходом на задание меня позвал в штаб капитан Комочин.
– Вот адрес, – он протянул листок, – будете там жить. А сейчас пойдете и устроитесь.
– Как сейчас? – не понял я. – А задание?
– Это тоже задание.
Я возмутился:
– Иначе говоря, вы меня отстраняете от участия в операции?
В штабе, кроме нас, никого не было. Капитан Комочин поднялся вдруг и произнес по-русски, тихо, но внушительно:
– Вот теперь я вам действительно напомню, что я старший группы, товарищ лейтенант Мусатов.
Мне ничего не оставалось, как козырнуть и выйти…
Вместо меня третью группу повел сам Комочин.
Все прошло удачно. Первая машина, следуя на большой скорости, едва успела затормозить у знака. Чуть не уткнувшись в нее, остановилась и вторая, за ней третья и четвертая. Гранатометчики сработали четко. Взрывы опрокинули две машины. Точного количества убитых и раненых мы так и не узнали, но уже одно то, что комочинская группа осталась без работы, говорило само за себя.
В тот вечер в нашем клубе у теплой плиты только и было разговоров, что об удачной боевой операции. Хмурыми ходили двое. Густав, который, кидая гранату, вывихнул руку. И, конечно, я. Почему Комочин не пустил меня? Ведь пойти на квартиру я мог и позднее.
Я не выдержал. Преодолевая самолюбие, подошел к нему и спросил прямо. Он ответил неожиданно полушутя, полусерьезно:
– Сам виноват.
– Как?!
– Не надо было идти в радисты – волей-неволей я вас должен беречь. – И добавил, видя, как я помрачнел: – Не огорчайтесь. Вы уже и так ветеран, весь город знает о ваших танках.
– Могли прямо сказать. А то придумали какую-то квартиру.
– Нет, квартира нам, действительно, нужна. И я прошу вас: присматривайтесь к хозяевам. Говорят, неплохие люди. Он – адвокат, в свое время даже брал на себя защиту арестованных коммунистов. Но это было давно.
– Они знают что-нибудь про роту?
– Ничего. И про вас тоже.
– А зачем нам квартира?
Он произнес одно только слово:
– Рация.
– Есть? – радостно воскликнул я.
– Нет… Но, возможно, скоро будет.
Я не стал больше ни о чем спрашивать, хотя вопрос так и вертелся на кончике языка.
Что ни говори, а капитан Комочин все-таки приучил меня сдерживать любопытство.
Я присматривался к своим хозяевам, а они присматривались ко мне.
Хозяев было трое, точнее, два с половиной. Адвокат Денеш Тибор. Его жена Денеш Тиборне – в Венгрии женщины, выходя замуж, принимают не только фамилию, но и имя мужа. Их сынишка, тоже Денеш Тибор. Чтобы не путать с отцом, дома его называли Тиби.
Кстати, именно с этой половинкой хозяина, десятилетним Тиби, аккуратным, прилизанным, вежливым мальчуганом, у меня произошел инцидент, который напомнил, сколь непрочно и призрачно мое так называемое легальное существование.
Тиби вернулся из школы. Мы с ним столкнулись на лестнице, в дверях.
– Что несешь? – спросил я, как и полагается взрослому, покровительственным тоном.
– Две единицы, – с достоинством прозвучало в ответ.
– Хороший ученик! Родители-то как обрадуются.
– У меня всегда одни единицы, – подтвердил Тиби с таким гордым видом, что я рассмеялся:
– Куда уж лучше!
Мадам Денеш, открывая нам дверь, вступилась за сына.
– Да, его очень хвалят в школе.
Тут я, к счастью, почуял неладное и поспешил превратить все в шутку. А позже вспомнил. Когда я, случалось, приволакивал «плохо», дядя Фери шутил: «В Венгрии ты бы считался хорошим учеником».