Звезды чужой стороны
Шрифт:
Я отвернулся. Чужая шинель с чужими погонами жгла плечи.
– Кого возьмешь с собой, чтобы веселее было?
– Можно Янчи.
– А не лучше ли девушку?
– Но где ее найти?
Он прищурил глаз мудро и весело:
– Она уже ждет тебя – не дождется.
На двери парикмахерской, за стеклом, самодельная табличка: «Закрыто». Я обошел домик, постучал. Шевельнулась занавеска, дверь отворилась. Передо мной стояла Аги.
– Ой, Шани, я так тебя ждала!
– Ждала? – Горячая волна залила мне лицо. – Ты ждала меня?
– Конечно! Бела-бачи сказал, что ты будешь в одиннадцать. А сейчас уже скоро двенадцать.
Я уставился на нее. Она рассмеялась.
– Заходи! Что стал, как соляной столб… Ого! Ты уже лейтенант? Вчера солдат, сегодня лейтенант? Пойдет так дальше – через неделю будешь генералом! Есть полный резон с тобой закрутить… Садись, я быстро!
В пальто, плотно облегавшем ее стройную фигуру, в модной шляпке-чалме Аги была очень красива. Она, улыбаясь, прижималась к моей руке. Мужчины оборачивались нам вслед.
– Куда пойдем, Шани?
– На станцию. А оттуда вдоль железнодорожных путей.
– О! – она заглянула мне в лицо, я ощутил мягкий нежный аромат духов. – Там ведь аллея.
– Ну и что?
– Знаешь, как ее называют? «Дорога влюбленных».
– Какая разница?
– Но ведь мы с тобой не влюбленные.
– Пусть себе думают.
– Хорошо, – согласилась она, деланно вздохнув. – Если так нужно для конспирации…
Коренастый круглолицый немецкий майор, блеснув золотом зубов, проводил Аги восхищенным взглядом. Она повернулась, улыбнулась ему кокетливо.
– Симпатичный немец, правда?
– Тебе все кажутся симпатичными, кому ты нравишься.
– А тебе я нравлюсь? – Она смеялась.
Мне вдруг стало жарко.
– Не нужно так сильно краситься.
– Правда?
Я бросил косой взгляд на ее нежные, четко очерченные губы.
– Тебе не идет.
– Но ведь я почти не крашу… Только чуть-чуть. Если тебе не нравится, я могу стереть совсем. Стереть?.. Куда ты так побежал, я не успеваю. Или ты хочешь удрать от меня?
Я молчал…
Мы прошли станцию, кишевшую военными. Потом свернули в прямую аллею. Железнодорожная линия шла рядом, отгороженная металлической оградой.
Временами рельсы исчезали за высокими холмами шлака, похожими на гигантские черные могилы. Пронзительно, точно от нестерпимой боли, вскрикивали паровозы.
– Это и есть «дорога влюбленных». – Шагов Аги не было слышно, песок делал их бесшумными.
Ограда перешла в сплошную гладкую стену из желтого кирпича, довольно высокую и утыканную сверху зацементированными бутылочными осколками. Неподходящее место!
– Ах да! – вроде бы вспомнив, неожиданно воскликнул я; получилось довольно фальшиво. – Спасибо тебе за привет.
Она удивленно посмотрела на меня:
– Какой привет?
– Черный передал.
Она фыркнула презрительно.
– Тоже мне нашелся передатчик! Нахал такой! Да я с ним и говорить не стала. Швырнула пакет и вытурила.
Черный наврал! Черный все наврал!
– Он что… Опять?.. – Я смотрел прямо перед собой.
– Что? – не поняла она. – А-а… Нет, на этот раз он был смирный, как ягненок. Но я их знаю! «Звездочка моя», «розочка моя», «сердечко мое», а потом начинают заламывать руки.
– Он не так уж виноват. У него страшная жизнь – ты не знаешь.
– А у меня какая жизнь – ты знаешь?
В голосе у нее прозвучала необычная горечь. Я сразу вспомнил гневную вспышку, тогда, в воротах. – «Гады! Все вы гады!»
– Ты ничего не говоришь.
Она и теперь не стала рассказывать. Потихоньку высвободила руку и пошла рядом, думая о чем-то своем.
Мы долго шли молча. А потом, когда она снова взяла меня за руку, у меня возникло ощущение, словно я знаю ее уже много-много лет. Почему-то казалось, что точно такое же чувство испытывает и она.
Стена неожиданно кончилась, рельсы пробегали недалеко от аллеи, отделенные от нее кустарником и довольно широкой канавой с отлогими боками. Чутье подрывника подсказало мне, что следует внимательно осмотреть это место.
Я остановился. Мы находились еще в городе, но дома начинались лишь метрах в двухстах от аллеи. А с другой стороны железнодорожного полотна высилась насыпь, обнесенная сверху забором.
– Не знаешь, что там наверху, Аги?
– Ничего там нет. Собирались строить церковь, но только вырыли фундамент и – война.
Значит, пустырь. Хорошо! С той стороны безопасно.
Вечером здесь темно, фонари, конечно, не горят. Взрывчатку пристроить на повороте, где начинается спуск. Мы успеем добежать до домов, пока грохнет.
«Дорога влюбленных». Тут вечером, вероятно, бродят парочки… Пусть себе бродят. Когда я буду закладывать взрывчатку, они не заметят – кустарник, канава. А поджечь шнур – секундное дело. Никому не придет в голову. Ну, прикурил человек.
Пусть себе бродят – даже лучше. Пока полиция после взрыва будет заниматься парочками, мы уйдем далеко.
Надо еще посмотреть у домов. Нет ли там перекопанных улиц, тупиков?
– Нам туда, Аги.
Она вопросительно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Лишь когда я, убедившись, что путь за домами свободен, повернул обратно на аллею, спросила:
– Это очень опасно?
– Что? – я хотел выгадать время для ответа. Знает она или не знает?
– То, что ты собираешься делать.
Я пренебрежительно махнул рукой:
– Пустяки!
– Ты нарочно.