Звезды Эгера
Шрифт:
— Так что ж, разве не придет подмога?
Добо ничего не ответил, только махнул рукой; потом, обернувшись к стоявшим вокруг него офицерам, представил им Гергея. Из королевских войск прибыл уже Золтаи, с которым Гергей познакомился одиннадцать лет назад в Буде. Он и сейчас был такой же белокурый, стройный и веселый. Даже бороду не отрастил — стало быть, еще не женился. Был тут и другой офицер из королевских войск — Гашпар Пете, маленький человечек с колючими, навощенными усами; его именовали «ваша светлость». Возле Пете стоял голубоглазый парень с лихим чубом.
— Янош Фюгеди, офицер капитула.
Гергей взглянул на него.
— Что-то, братец, мне твое лицо больно знакомо!
Фюгеди улыбнулся.
— А я не припомню…
— Не ты ли угостил меня в Эрдее жареным воловьим ухом?
— Воловьим ухом?
— Ну да. На заднем дворе королевского замка, в тот вечер, когда должна была состояться свадьба Фюрьеша.
— Может быть. Я и правда угощал там пажей всякой всячиной.
— Надеюсь отблагодарить тебя.
— Как так?
— Преподнесу тебе ухо турецкого паши. — Гергей повернулся к Гашпару Пете: — А ты чего унылый такой?
Пете пожал плечами.
— У меня двадцать ратников удрало по дороге. Ну пусть они только попадутся мне на глаза!..
— А ты никогда таких солдат не жалей, — сказал Добо, махнув рукой. — Ворота у нас открыты. Кто дрожит за свою шкуру — пусть убирается на все четыре стороны. Мне для защиты этих стен ящерицы не нужны.
Только тогда заметил Гергей отца Балинта, которого уже с год не видел. Он обнял и поцеловал старика.
— Вы что же, ваше преподобие, не уехали с попами?
— Надо же кому-то и здесь остаться, — ворчливо ответил отец Балинт. — А что поделывает Цецеи?
— К вам едет! — чуть не крикнул в ответ Гергей. — Молодые удирают, а старики за сабли берутся. Вот увидите, как отец будет рубиться, хоть рука у него и деревянная.
Из церкви вышел коренастый человек с короткой шеей, одетый в темно-синий доломан и вишневого цвета штаны. О голенище его желтого сапога билась сабля шириною с ладонь. Он шел с едва поспевавшим за ним стариком в больших очках и уже издали, смеясь, махал рукой Гергею.
Это был Мекчеи.
С тех пор как Гергей расстался с ним, Мекчеи оброс бородой и стал еще больше похож на быка. Шел он грузным шагом — земля гудела у него под ногами.
— Так ты женился? — радостно спросил Гергей, после того как трижды обнял его.
— Ну конечно, женился! — ответил Мекчеи. — У меня уже и Шарика родилась.
— Кого же ты в жены взял?
— Голубоглазого ангела.
— Но кого же?
— Эстер Суньог.
— Ура! А где же твоя прекрасная сабля со змеиной рукояткой?
— Цела. Да только я берегу ее, по будням не надеваю.
— А где твоя семья?
— Отправил их в Будетинскую крепость. Пусть поживут там, пока мы с турками управимся. — И продолжал, бросив взгляд на Добо: — Я, правда, говорил старику, что ни к чему нам жен отправлять отсюда, но он так боится за свою Шару. Всего лишь год, как женился.
Пришедший вместе с Мекчеи очкастый старик с окладистой бородой встал перед Добо, развернул лист серой бумаги и, далеко отставив его от себя, начал громко читать:
— Так вот, имеется у нас в наличии: овец восемь тысяч пятьдесят, четыреста восемьдесят шесть волов, коров, телят. Пшеницы, ржи и муки — всего одиннадцать тысяч шестьсот семьдесят одна мера. Ячменя и овса тысяча пятьсот сорок мер.
Добо покачал головой.
— Этого мало, дядя Шукан.
— Я и сам так думаю, господин капитан.
— Чем будем кормить лошадей, если турки не уберутся от нас к зиме?
Старик пожал плечами.
— Выходит, ваша милость, господин капитан, что придется кормить лошадей хлебом, как и солдат.
— А сколько у нас вина?
— Две тысячи двести пятнадцать ведер.
— Тоже мало.
— Зато вино старое — нынешний-то сбор весь к черту полетел. Есть еще несколько бочек пива.
— А свиней?
— Живых сто тридцать девять. Свиных туш сто семнадцать.
Борнемиссе только теперь удалось осмотреться как следует. С северной стороны площади стояли в ряд дворцы; с восточной — обширное здание, похожее на монастырь, — теперь, должно быть, казарма. Возле него — постройка, напоминавшая церковь. Но кровля на его низкой четырехугольной колокольне была плоская, и на ней стояли темные плетеные туры для защиты пушек. Повсюду сновали, суетились каменщики, плотники, землекопы и другой рабочий люд; везде стоял стук и грохот.
Гергею интересно было бы выслушать до конца доклад старика казначея, но он вспомнил о своем отряде, сел на коня и выехал из ворот, чтобы привести солдат.
Ввел солдат, построил. Добо подал руку знаменосцу и поручил Мекчеи привести их к присяге, разместить и накормить завтраком.
— А ты, Гергей, ступай в мой дом. Вон в тот — желтый, двухэтажный. Перекуси что-нибудь.
После того как солдаты принесли присягу, Гергей направился было в дом коменданта, но его больше интересовала крепость, и он всю ее объехал верхом.
— Чудесная крепость! — радостно сказал он по возвращении. — Если меня когда-нибудь назначат гарнизонным офицером, то дай мне бог в Эгере служить.
Добо удовлетворенно улыбнулся.
— Ты еще ничего не видел. Пойдем, я сам покажу тебе нашу крепость.
Борнемисса слез с коня. Добо кивнул белокурому оруженосцу:
— Криштоф, веди коня за нами.
Он взял Гергея под руку и повел к южным воротам. От них влево и вправо на некотором расстоянии от стены тянулся крепкий частокол, образуя нечто вроде улицы. Ясно, что Добо построил этот частокол для защиты людей, проходящих возле стены, от пуль, которые прилетят с северной стороны.
— Вот видишь, — сказал он, остановившись. — Для того чтобы тебе быстрее понять, как устроена крепость, представь себе большую черепаху, которая смотрит на юг, на Фюзеш-Абонь. Здесь, где мы находимся сейчас, ее голова. Четыре ноги и хвост — это башни. По бокам — воротца… — И он крикнул, поглядев на вышку башни: — Эй, караульный, хорошо смотрите?
Караульный выглянул из башенного оконца и отодвинул назад трубу, висевшую у него на цепи у пояса.
— Мы даже по двое смотрим, господин капитан.