Звезды Эгера
Шрифт:
«Неужели ты думаешь, что это я тебя отсылаю отсюда?» — отвечал расстроенный Криштоф.
И он умолял Добо:
«Господин капитан, позвольте Балажу остаться!»
Добо замахал рукой.
«Ему нельзя. Он единственный сын вдовы. Ему даже на деревья не позволяют лазить. Убирайся!»
Балажа взял с собой Лукач Надь с намерением по дороге доставить его к матери.
— Ох, где же запропастился этот Лукач? — Добо взглянул на Мекчеи. — Боюсь, не случилась ли с ним беда.
И он озабоченно покачал головой.
— Не думаю, — сказал с улыбкой Мекчеи. — За коротышек я не боюсь.
— Как раз наоборот! — весело возразил Гергей. — Коротышка никогда так уверенно не сидит на коне, как долговязый. Коротышку конь несет, а долговязый сам несет коня.
— Ты говоришь так потому, что сам долговязый.
Придверник доложил, что пришли разведчики.
Добо принял серьезный вид.
В зал вошли семь солдат в желтых сапогах со шпорами. Они встали посреди зала и щелкнули каблуками. У двоих волосы были еще мокрые — видно, парни старательно умывались. Один из них вышел вперед.
— Господин капитан, честь имею доложить: неприятель под Абонем.
— Знаю, — ответил Добо. — Первый турок уже здесь. Его привез Бакочаи.
Это было сказано с укоризной. Солдат, носивший красно-синие цвета города, перевел дух и сказал:
— Господин капитан, я мог бы хоть троих привезти!
— А почему же не привез?
— Да я всем троим раскроил башку!
В зале развеселились. Из семи солдат у четверых были перевязки. Улыбнулся и Добо.
— Вот что, Комлоши, вот что, сын мой, — сказал он, — здесь беда не в турецких, а в ваших башках. Ваша обязанность была не драться, а привезти донесение. Привез же донесение солдат господина Борнемиссы! А вы сочли первым долгом умыться, причесаться, сменить рубахи и подкрутить длинные усы. Какой же ты солдат, Антал Комлоши?
Комлоши приуныл, сознавая, что Добо прав. Однако вскинул голову и воскликнул:
— Вы еще посмотрите, господин капитан, какой я солдат!
Должны были явиться еще двое, но они отстали, Обоих схватили турки, и, вероятно, оба отдавали рапорт на том свете.
Добо назначил новый разъезд, приказав разведчикам не вступать в стычку с неприятелем, а только каждый час сообщать караульному офицеру, где находятся турки. Потом он отпустил солдат и сел за стол.
К этому времени в зале собрались все лейтенанты ополченцев, все гарнизонные офицеры. Пришло и пять немцев — сержантов-пушкарей. Тут же стояли священник и старик Цецеи. Собравшиеся тихо беседовали меж собой. Кое-кто разглядывал картины. На одной стене висел портрет архиепископа Миклоша Ола, который стоял, держа в руке молитвенник, и, наморщив лоб, искоса смотрел на всех круглыми совиными глазами. За спиной его была изображена Эгерская крепость тех времен, когда у нее имелась еще только одна башня.
На теневой стороне зала — потемневший от времени портрет короля Яноша, где желтым пятном выделялась только его борода. Третий портрет совсем почернел — можно было смутно различить только нос, одну половину лица и имя: Перени.
— Друзья мои, — прервал наконец Добо торжественную тишину, — вы сами слышали: нагрянуло то, чего мы ждали уже много лет…
Голос его звучал как колокол. На мгновение Добо замолк — быть может, утаил какую-то неприятную мысль. Но, отогнав ее, он продолжал обычным своим тоном:
— Мой товарищ, капитан Мекчеи, только что передал мне полный список всех сил крепости. Хотя вы в общем и знакомы с ним, я считаю необходимым прочесть его. Прослушайте и запомните… Гергей, прошу тебя, братец.
Он протянул бумагу Гергею, который быстрей и легче, чем дядя Шукан, справлялся с таким трудным делом. Гергей охотно принялся читать вслух:
— «Состояние Эгерской крепости на девятое сентября тысяча пятьсот пятьдесят второго года…»
— То есть к нынешнему дню, — добавил Добо.
— «В крепости двести конных солдат и столько же пеших — это гарнизонные войска; стрелков из Эгера и его окрестностей — восемьсот семьдесят пять. Его превосходительство Ференц Перени отрядил двадцать пять человек, господин Дердь Шереди — двести…»
Мекчеи замотал головой и сказал:
— Солдат Шереди осталось не больше пятидесяти. — И он взглянул на лейтенанта с костлявым лицом и хитрыми глазами.
— Я не виноват! — вскипел лейтенант. — Я, как видите, здесь! — И он звякнул саблей.
Добо заметил примирительно:
— Дружище Хегедюш, кто же говорит о тебе! Даже у Хуняди бывали никудышные солдаты.
Гергей продолжал читать:
— «Да из города Кашши пришло двести десять ополченцев…» Вот видите, — он бросил взгляд на Хегедюша, — в Кашше тоже есть храбрецы! — и продолжал: — «Монастырь безмолвствующих монахов прислал четыреста солдат, эгерский капитул — девять…»
— Девять? — сердито переспросил Тамаш Бойки, лейтенант боршодских стрелков. — Да ведь у них больше сотни солдат!
— Они даже за деньги не дали, — коротко заметил Добо.
Фюгеди, лейтенант капитула, встал. Но Добо движением руки приказал ему сесть.
— Прошу тебя, братец, в другой раз. Ни один черт не затрагивает твой капитул. Город Эгер входит в Хевешский комитат, а крепость — в Боршодский. За речкой — Хевеш, а по эту сторону речки — Боршод… Продолжай, братец Гергей, только живей и короче.
Гергей забормотал быстро, как пономарь. Список воинов оказался длинным. Шарош, Гемер, Сепеш, Унг, вольные города — все послали по небольшому отряду. Ясайский благочинный один прислал сорок человек. Встретили их, что и говорить, восторженно.
Наконец Гергей снова повысил голос:
— Итак, у нас всего тысяча девятьсот человек.
Добо окинул взглядом всех сидевших за столом и, остановив глаза на Хегедюше, лейтенанте ополченцев, прибывших из Кашши, сказал:
— Мы можем прибавить сюда еще тех, кого я призвал на службу в крепость: тринадцать цирюльников, восемь мясников, трех слесарей, четырех кузнецов, пятерых плотников, девять мельников и тридцать четыре крестьянина, которые будут помогать пушкарям. Когда пойдут на нас приступом, все они могут взяться за оружие. Можно рассчитывать еще на Лукача Надя, которого в день усекновения главы Иоанна Предтечи я отправил с двадцатью четырьмя конными солдатами под Солнок. Они могут вернуться в любой час, — сказал он, обратив взгляд на Мекчеи. И продолжал: — У нас и так изрядно набирается людей, но главную подмогу я жду от его величества короля.