Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Находившийся в штабе наземного соединения полковник Сопрыкин рассказывал об одном из боевых вылетов группы во главе с товарищем Сыченко.
«Имея дело с очагами сопротивления, штурмовики становились в круг, и каждый из них бил по огневым точкам и дотам, откуда противник вел обстрел нашей пехоты.
Пока они занимались подавлением отдельных очагов сопротивления, наша пехота продвигалась вперед. Мне бросилась в глаза одна интересная подробность: чем ниже у земли штурмовики выходили из пикирования, тем трусливее вели себя немцы. С другой стороны, проносившиеся с ревом и гулом над головами наших солдат могучие штурмовики бодрили их и увлекали за собой в атаку на врага. Они в самых трудных условиях делали в кругу по пять - шесть заходов, пикируя до тридцати -
Видя опасность окружения, немцы поспешно начали выводить из-под удара технику. На дорогах появились автоколонны в двести - четыреста машин. Деморализованный противник отступал теперь не задерживаясь. Штурмовики, стремясь закупорить движение по дорогам, били в первую очередь по мостам и дефиле. Штурмуя колонны, подразделения действовали рассредоточенно, отдельными экипажами, нанося противнику большие потери».
Нельзя не вспомнить имя мастера воздушного боя летчика-истребителя П. А. Пологова. Однажды в районе базирования нашей истребительной части появилась большая [203] группа бомбардировщиков противника, которых прикрывали восемь «мессершмиттов». Навстречу были подняты двенадцать наших «лавочкиных». Бомбардировщики врага, не доходя до цели, беспорядочно сбросили бомбы и повернули на запад. Пологов подал команду группе истребителей преследовать бомбардировщиков, а сам с напарником бросился на «мессершмиттов». Такой дерзости от советского истребителя враги, видимо, не ожидали. Завязался бой - два против восьми. Атака за атакой. Вот один «мессершмитт» камнем идет к земле, а другой со снижением удирает на запад. Сначала их осталось шесть, затем пять. Так с каждой минутой количество фашистских самолетов уменьшалось. Последние два со снижением на максимальных оборотах пытались уйти от атак, но Пологов, оставшись один (его напарник на поврежденной машине уже приземлился на своем аэродроме), метким огнем сбивает их.
Ночью 17 января летчик-осетин Шалико Казаев и штурман Евгений Овчинников на самолете По-2 вылетели на выполнение особо важного задания. В районе цели зенитные батареи врага открыли сильный огонь. Но летчики повернули обратно лишь после того, как сбросили бомбы, метко поразив цель. В это время осколок снаряда попал в мотор. Пришлось садиться на территории, занятой противником. Выбрав ровную площадку, Казаев повел горящий самолет на посадку. Еще в воздухе летчики видели, как к ним бегут фашисты. Их много, очень много. Двоим не справиться, но о сдаче в плен не было и мысли. Казаев и Овчинников выпрыгивают из кабины и с пистолетами в руках тут же залегают. Завязывается неравная борьба. Враги наседают. В пистолете лейтенанта Казаева - последняя пуля, и он предпочитает смерть позорному плену.
Тяжело ранен Евгений Овчинников. В бессознательном состоянии он попал в плен. Несколько дней держали его в холодном подвале. Требовали выдать тайну, пытали. Но ни одного слова не проронил герой. Тогда его привязали цепью к дереву, облили керосином и сожгли.
О судьбе Казаева и Овчинникова рассказали летчикам впоследствии жители города Россошь. Однополчане послали письма родителям погибших героев. И вот что ответила мать летчика Казаева: «Я получила печальное известие о гибели моего сына. Велико горе матери, потерявшей [204] сына. Оплакивая своего Шалико, я вместе с тем горжусь, что он умер как воин, как герой, как верный сын своего народа. Он не изменил своему долгу и до последнего дыхания защищал нашу Родину…»
О героической смерти Казаева и Овчинникова узнал весь личный состав Второй воздушной армии. Летчики мстили фашистским извергам за кровь своих боевых друзей. Но как ни велика была ненависть советских воинов к озверелым фашистам, они никогда не допускали глумления над пленными, не проявляли бесчеловечности.
Мне запомнилась одна картина. Через село Давыдовка Воронежской области проходила колонна пленных немецких солдат. Пленных было много, больше тысячи, и шли они по существу без всякого конвоя. Только где-то впереди да сзади сопровождали их несколько наших солдат. Как раз в это время в село вошла колонна
– Русский зима не корош?
– Ну как, Гитлер капут?
– и так далее.
Я смотрел на наших чудо-богатырей и дивился их великодушию.
Враг откатывался все дальше, однако каждый километр земли нелегко давался нашим воинам. Одна из общевойсковых частей соединения генерала С. С. Мартиросяна не могла преодолеть ореховую рощу: фашисты здесь укрепились очень сильно. В помощь пехотинцам было решено послать 12 «илов». «Черная смерть» - так немцы называли эти самолеты. Вскоре «илы» появились над рощей. Штурмовики отбомбились и стали в круг, поливая рощу пулеметно-пушечным огнем. Вражеские [205] зенитчики были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. «Илы» действовали свободно, совсем как на полигоне, и так «обработали» рощу, что пехотинцы заняли ее с ходу. Командующий наземной армией объявил летчикам благодарность.
25 января был освобожден Воронеж, а через две недели Белгород и Чугуев. В этой операции летчики нанесли врагу весьма ощутительные удары. Вспоминается один из таких эпизодов.
Звено «илов», ведомое капитаном Павлюченко, вылетело на разведку. Штурмовики шли под прикрытием четырех «яков». Неожиданно летчики обнаружили две автоколонны противника общим числом до 180 машин. Одна колонна подходила к селу Б. Писаревка, другая вышла на дорогу от Б. Писаревки на Грайворон. Капитан Павлюченко подал сигнал перестроиться и атаковал первую колонну. Затем штурмовики сделали новый заход и атаковали вторую колонну. На дорогах образовались пробки. Тут и там яркими факелами горели машины, груженные горючим. Водители, бросая машины, в панике разбегались.
Воздушные атаки следовали одна за другой. Израсходовав все боеприпасы, штурмовики возвращались на свой аэродром лишь для того, чтобы заправиться и вооружиться для нового боя. Они полностью вывели из строя обе колонны, и гитлеровцы не дождались ни боеприпасов, ни горючего.
Имена летчиков-штурмовиков Павлюченко, Петрова, Бондаренко, Войтекайтиса и многих других в те дни были известны всему фронту. Их отличали не только храбрость и мастерство - воинская находчивость и боевая смекалка в любой обстановке делали их героями в глазах многих летчиков.
В нашей армии назначались экипажи-«охотники». Они вылетали на свободную «охоту» и, если встречалась важная цель, уничтожали ее. Тут-то и требовалась от летчиков особая бдительность и сметка.
Как- то в солнечный морозный день бомбардировщик-«охотник» поднялся со своего аэродрома. Командир экипажа капитан Петросян взял курс вдоль железнодорожного полотна, ведущего в тыл врага. Вот осталась позади линия фронта, впереди -небольшая железнодорожная станция. Может быть, там стоит воинский эшелон?… [206]
Летели на высоте 1500 метров. Штурман самолета лейтенант Павлов первым разглядел стоящий на путях большой состав крытых вагонов. На перроне, на путях было много людей. Они не торопились прятаться в укрытия, полагая, что советский самолет летит на разведку.
– Видите эшелон?
– спросил штурман, показывая в сторону станции.
– Вижу, - ответил летчик.
Гитлеровцы продолжали прогуливаться. Молчали и зенитчики. Советский самолет покружился над станцией и полетел куда-то в сторону. Вдруг он развернулся и взял курс на эшелон. Лейтенант Павлов быстро, не записывая, сделал расчеты. И пока командир заходил на боевой курс, штурман установил расчетные данные на шкалах оптического прицела. Теперь он смотрел в окуляр и видел, как к центру сетки прицела приближался первый вагон эшелона. Капитан Петросян вел бомбардировщик, словно по нитке. Вот он почувствовал, как машина облегченно качнулась, и тут же сделал разворот. Через плексиглас кабины было видно, как полетели бомбы. Попадут ли они в цель?… Этот вопрос мучительно сверлил сознание. И вот она, счастливая секунда, - эшелон окутался дымом разрывов. Цель накрыта!