Звёзды с корицей и перцем
Шрифт:
Догадку косвенно подтвердил вечерний звонок от Леоноры: Экберты получили посылку из Сётстада. Два тюка одежды и ящик с домашней утварью — всё высшего качества. К посылке прилагалась записка с предложением распоряжаться вещами по своему усмотрению и не беспокоиться об отправительнице. Просто она сменила квартиру, и часть имущества оказались лишней.
А часть от части, доехав с остальным багажом до Биена, могла отправиться дальше — в Гристад.
Два дня Рикарду понадобилось, чтобы устроить командировку на Сторру.
Однако там его ждало разочарование: Эльга Экберт
Что ж. В Гристаде у него оставалась ещё пара дел.
В последнее время Рикард редко бывал на родине, и каждый раз его заново ошеломляли высотные дома, широкие улицы, людские толпы и фейерверк рекламных огней.
Но огни не оживляли унылых красок столицы, скорее подчёркивали.
Моросило. Всё было серо — бетон стен, асфальт под ногами, плащи и шляпы прохожих, над которыми вздымались чёрные купола зонтов. Не зря романтики воспевали Смайю как островок первозданной жизни, где природа празднична, а люди открыты и счастливы простыми радостями. В свою очередь, Сторру называли планетой тоскливых дождей и стылых сердец.
Рикард думал об этом иначе: Сторра — мир практицизма и холодного расчёта, Смайя — мир страстей и душевного огня. Две планеты должны дополнять друг друга, как разум и сердце, одинаково нужные человеку.
Особняк ди Роннов на Шаткамер-страда, 19 являл собой образец сторрианского подхода: стены цвета осенних небес и минимум декора снаружи, удобство и сдержанная роскошь внутри. Хозяйка дома встретила Рикарда наверху широкой мраморной лестницы и подставила для поцелуя прохладную щёку. Его ноздрей коснулся аромат знакомых духов.
— Почему не дал знать, что ты в Гристаде? — мягко упрекнула она, беря его под руку.
— Я по делам, мама, — так же мягко отозвался Рикард. — Заглянул на минутку.
— Останешься на обед?
Он отказался, и Беатрикс ди Ронн велела подать чаю с кексами.
— Я слышала, испытания отложили, — тонкие пальцы аккуратно подхватили чашку костяного фарфора, прикосновение губ оставило на краю едва заметный алый след.
— Техническая заминка, ничего серьёзного, — Рикард тоже сделал глоток. Чай был золотистым и горячим, будто солнце Смайи. — Как отец?
— Весь в делах, как и ты.
Беатрикс намеренно подчеркнула их сходство. Аренд ди Ронн долго не мог простить сыну, что тот пошёл в страль-физику, а не в металлургию, как велит семейная традиция. Отношений они не рвали, но общались редко и с холодком, а мать хотела согласия в семье.
Поговорили о родных и знакомых, об однокурсниках и приятелях Рикарда — Беатрикс ревниво следила за их достижениями. Затем перешли к статьям об искусстве, которые она писала для дамских журналов. Современная сторрианская женщина не должна сидеть без дела.
Когда речь зашла о недавней выставке художника с Мелора, Рикард спросил, будто между делом:
— Кстати, ты не помнишь, когда я был на стажировке, мне не приходило писем со Смайи?
— Право, не могу сказать, — брови Беатрикс приподнялись в недоумении, настолько лёгком,
Нет, искренности за ней и раньше не водилось, но то была привычная маска, сросшаяся с её лицом за много лет так плотно, что казалась естественной, а сейчас мать явно фальшивила…
Тима Дингера он нашёл в отцовском кабинете. Убирать здесь было почётной обязанностью старого дворецкого, никого другого Аренд ди Ронн в свою святая святых не допускал. Но когда-то именно Рикард настоял на том, чтобы ди Ронны оплатили операцию жене Дингера.
Тим улыбнулся молодому хозяину — гладко выбритый, сухощавый и, несмотря на годы, прямой, как офицер в отставке.
Рикард спросил его о здоровье эры Дингер, а потом — о письмах со Смайи, не преминув похвалить отменную память дворецкого.
В выцветших старческих глазах мелькнуло виноватое выражение, и Рикард добавил:
— Это дело прошлое и останется между нами. Я просто хочу знать.
Да, письма были.
Когда доставили первое, дворецкий осведомился у хозяйки, следует ли переслать его Рикарду на Мелор.
— То письмо она оставила у себя. А другие, если будут, велела сжигать.
Рука Рикарда дёрнулась ослабить галстук.
В первые четыре года после открытия Врат Эльга писала ему десять раз. Затем письма прекратились. Дингер решил — всё. А когда спустя год с небольшим в почтовом ящике обнаружился конверт, подписанный знакомым именем, набрался смелости его вскрыть, после чего сжёг и конверт, и письмо, как было приказано.
Рикард тогда как раз обустраивался на Смайе.
— Не поручусь, что помню всё слово в слово, — дворецкий неловко кашлянул. — Кажется, она писала так…
Дождь за окном перестал, но небо оставалось серым. Рикард закрыл глаза, и в его воображении зазвучал голос Эльги, тёплый, с грудными нотами, терпкими, как вино: «Это моё последнее письмо. Прошло достаточно времени, чтобы понять: ты не ответишь. Я лишь молюсь, чтобы ты был жив и здоров. Возможно, тебя давно нет на Сторре, но мне важно убедиться. Через пару лет я закончу учёбу и, надеюсь, получу работу на другой планете. Когда буду в Гристаде, зайду по этому адресу. Если ты считаешь мой визит неуместным, дай знать, и я больше никогда тебя не побеспокою. Скажу честно, я могла прийти раньше, но переход стоит так дорого, что мне пришлось бы ещё на год отсрочить поступление в академию...»
— Она приходила? — тихо спросил Рикард.
— Нет, эр ди Ронн. Я бы знал. Мне докладывают даже о коммивояжёрах.
Рикард кивнул. Ей незачем приходить. Она выяснила, что хотела.
Перед уходом он зашёл к матери попрощаться. Биатрикс отложила роман, который читала, и с улыбкой протянула ему руку. Холёная, уверенная в себе женщина с идеальной осанкой и твёрдым подбородком, которая точно знает, что хорошо и правильно.
Рикард не стал её упрекать. Как бы он поступил, если бы те письма попали ему в руки? Он был тогда на Мелоре, а Смайя и даже Сторра казались такими далёкими...