Звёзды Сибири
Шрифт:
Это было чудное осеннее утро. Воздух был свеж, наступали первые осенние заморозки. Тайга, убранная в разноцветную одежду отмирающей листвы, была прекрасна. Он шёл километр за километром, не встречая человека. Кругом была девственная, дикая нетронутая природа. По временам поднимались стаи уток и гусей и летели по направлению к Югу. Вся душа, и тело, и дух юноши горели стремлением вперёд. Он, рано отдавшись Иисусу, не был покалечен пороком, и сейчас все его интересы, стремления и мысли были направлены, чтобы исполнять волю Пославшего его. До стеклянного завода он дошёл, нисколько не устав. Не делая передышки, расспросив пути до таёжной деревушки,
— Слушай, парнишка, — обратился он к парню, ведущему лошадь, — не знаешь, тут у вас должна быть портниха, звать Паша, из города, работает тут.
— Есть, есть! — сказал тот, указывая кнутом на старую потемневшую избу, — там она.
С сильно бьющимся сердцем направился он к избе. Сейчас он увидит Пашу, ту, о которой он столько слышал! Он так хотел увидеть людей, жертвенно отдавшихся Иисусу, добровольно идущих на лишения ради ближних и ещё не встречал их. А они были, как бывают звёзды на тёмном небе во время глухой ночи. И одной из этих чудесных звёзд, как слышно, была Паша. Он приоткрыл дверь.
— Можно войти?
— Войдите, — раздался приветливый звонкий голос девушки.
— Мир вам, — сказал он, входя и останавливаясь посреди комнаты.
— С миром принимаем, — сказала Паша, вставая от швейной машины и с недоумением смотря на незнакомца. Его обмундирование всегда вызывало у всех верующих недоумение.
— Кто вы? — спросила она. Он не ответил, а только сказал:
— Давайте помолимся.
Они опустились на колени. Он не мог молиться, он плакал... Молилась Паша. Потом молился он, благодаря Бога, что Он помог ему добраться до того места, где есть узники, а также увидеть ту настоящую христианку, которая служит им и заботится о них. Когда они встали с колен и начали беседовать, они говорили друг с другом, как будто были старые друзья, близкие. Кровь Иисуса, близость к нему, сразу сделала их близкими, понятными друг другу. Лев рассказывал о том, как он оставил родных ради истины, как просил он Отца Небесного, чтобы Он указал, что ему делать, и, как получив от Него благословенье, он пошёл в тяжёлый далёкий путь посещения узников. Паша слушала, и лицо её выражало большую радость. Она радовалась тому, что видела, что есть такие же люди, как она, которые посвящают свою жизнь, юность для служения ближнему.
О себе она рассказывала ему мало. Как ни старался Лев подробнее расспросить Пашу о том, как достигла она такого высокого духовного уровня, она скромно отмалчивалась. Она старалась говорить не о себе, а о других. Каждое её слово, каждое движение было воплощением величайшей кротости и смирения.
— Ведь я не могла не приехать сюда, — говорила она, — Господь побудил моё сердце. Это Он, а я — ничто.
— Да, — соглашался Лев, — всё доброе, хорошее, что проявляется в нас, это не наше, это Его. Наше — это только грехи. И верно, Паша, — нам нечем хвалиться. Только Христом, Христом Одним!
— Дорогой брат, я угощу вас сейчас чаем. Извините меня, что я сразу не догадалась, так увлекли вы меня своим рассказом. А потом придут узники, ужин уже готов, стоит в печи, и мы будем ужинать с ними.
Она поставила горячий чай, молоко, хлеб. И Лев, с аппетитом кушая, говорил о том, что как дорога для христианина простая пища — хлеб насущный.
— Я вот в своих путешествиях больше питаюсь сейчас хлебом и огурцами и чувствую себя сытым и спокойным.
Паша поделилась о своём желании посвятить себя всецело только Господу.
— Да благословит вас Господь, — сказал Лев, — лучшего нам и мечтать не нужно. А я вам скажу откровенно, — продолжал он, — думаю и никогда не жениться, всё отдать Иисусу. Обет я, конечно, не давал, но стремлюсь.
— Много, много силы для этого нужно, — сказала Паша, серьёзно смотря на юношу.
Эти слова врезались ему в душу и прошло много лет, но он их помнил, и, пройдя опыт жизни, большой жизни, убедился, что для большой жертвы нужна и большая сила. Чем больше присматривался Лев к Паше, тем более внутренне восхищался ею. Он как бы не видел её внешнего облика, он не замечал даже какого цвета её глаза, вьются или гладкие её волосы, полная или худая она внешне, он только видел и ощущал перед собой чудную душу живой христианки, живущеё любовью к Богу и к ближним. Он узнал, что Паша не только трудится тем, что посещает тут узников, питает их, много шьёт, работает, чтобы поддержать материально их, он узнал, что она каждую свободную минуту работает над Словом Божиим и имеет большую переписку с различными страдающими, неся им утешение, со многими друзьями из молодёжи и проповедниками.
Послышались тяжёлые шаги, дверь отворилась, и в комнату вошёл огромный белый старик в лаптях. За ним шёл высокого роста, статный бледнолицый молодой человек, тоже в промокших лаптях. Это был родной брат Паши — Гоша. Вошёл третий — средних лет приземистый мужчина в крепких больших сапогах. Несмотря на то, что вид их говорил, что они очень устали, лица их улыбались. Лев сразу догадался, что это братья.
— Это брат приехал посетить нас, — сказала Паша. Они обнялись, поцеловались как самые близкие друзья.
— Редко, редко к нам гости попадают, — сказал старик, разувая лапти, — вот Бог прислал... Вы от какой общины?
— Я не от общины, — сказал Лев улыбаясь.
— Так, значит из Москвы, от Союза прислан посетить?
— Нет, не от Союза.
— Так от кого же?
— От Самого Господа, который любит вас больше, чем Союз.
— Ну, беседу после, после, — сказала Паша, — она поставила на стол дымящиеся щи, а Лев помогал братьям умываться. Поблагодарив Бога за приезд брата, сели за стол и поблагодарили Его ещё за пищу.
— А скажи, брат, — сказал высокий юноша, — ты много посетил заключённых, ссыльных, видал, как они питаются, а были ли такие вкусные щи, как здесь вот мы узники кушаем?
— Нет, ничего подобного я не видел. Большее слёзы, лишения, — сказал Лев.
Старик положил ложку, которой хлебал щи и, кивнув головой на Пашу, сказал: «С ранней юности она была радостью в общине и теперь нас всё утешает, кормит ».
— Вы неверно говорите, брат, — сказала Паша, ставя ещё тарелку с хлебом, — Это не я — это ведь Господь.
— Это верно, верно, — подтвердили все.
Паша убрала со стола, и Лев со слезами на глазах, начал рассказывать неизвестные узникам события последних дней. Закрывались общины, отбирались молитвенные дома, многие пресвитера, союзные благовестники оказывались наемниками, бросали стада — верующих, и бежали, оставив дело Божие, чтобы спасти благополучие своих тел. Некоторые писали в газетах, что они отказываются от веры, вновь насмехались и позорили Распятого. «Выход один, — говорил Лев, — это как в книге Есфирь: поднять вопль к Богу. Только Он Один может спасти народ Божий от уничтожения».