Звёзды Сибири
Шрифт:
— Товарищ начальник, разрешите братьям передать лепёшки?
Услышав нежный звонкий голос девушки, суровый высокий начальник оглянулся. На его мрачном лице появилась улыбка.
— Ты опять, Паша, так рано к своим братьям? Ну и любовь у тебя к ним! Жила бы, гуляла, а то вот скучаешь всё в захолустье.
— Что вы, товарищ начальник! Я совсем не скучаю. На долю мою выпало самое большое счастье — оказывать любовь несчастным.
Начальник ничего не сказал, кивнув головой одному из стоявших рядом, и тот, взяв узелок у Паши, передал его одному из её братьев. Их было трое. Они стояли рядом среди
Вернувшись домой в избу, где Паша стояла на квартире, она не легла отдыхать. Паша не нежила свою плоть и не давала отдыха рукам своим. Желая помочь не на словах, а на деле несчастным, она не ждала помощи от людей, а трудилась своими руками, всё шила и шила...
Вот и теперь, расчесав свои светлые чудесные волосы перед маленьким зеркалом и подкрепившись несколькими оставшимися лепёшками и молоком, она села за швейную машинку. Она шила, а вереницы мыслей одна за другой проходили в её сознании. То она вспоминала свою маму, которая так нежно прощалась с ней и не хотела отпускать её от себя, то других юных братьев и сестёр, которые так сердечно провожали её, то вспоминались дни полной отдачи Иисусу и жажда получить дело для служения ближним. Дверь отворилась и вошла хозяйка дома.
— Паша, к Вам из соседней деревни приехали двое, тоже хотят сшить платья. Услыхали, что Вы — хорошая портниха.
— Ну что ж, — сказала Паша, — пусть заходят. Хотя у меня заказов много, но и работать-то мне нужно много.
Вошли две крестьянки — молодая и старая. Разложив материал, стали советоваться какого фасона платья заказать.
— Вы нам только по совести, по Божьи, а то ведь все портнихи, особливо из города, обманывают.
— «Не беспокойтесь, — сказала Паша, — я боюсь Бога и делаю всё на совесть.
— А дорого не возьмёте? — спросила молодая.
— Нет, — ответила Паша, — тоже по совести. Ведь это я не для себя тружусь.
— А для кого же? — поинтересовалась пожилая.
— А вот для заключённых, — тихо сказала Паша.
— Так вы кто же такая будете?
— Я верующая, — пояснила Паша.
— Так , видно, из монастыря монашка, — сказала молодая крестьянка, — теперьче монастыри-то закрывают.
— Нет, — сказала Паша, — я обычная девушка, христианка из веры Евангельских христиан баптистов.
— А-а-а, баптистов, — улыбнулась пожилая, — знаю, знаю. Это очень хорошие люди, честные. Самые хорошие люди.
Когда они ушли от Паши, пожилая говорила молодой:
— 3аказ она сделает по совести. Я знаю этих баптистов. По Божьи живут.
Глава 21
«Верою»
Евр. 11:33.
Из Иркутска по направлению к Байкалу шел поезд. Огни его прорезывали тьму ночи и гудки нарушали покой спящей тайги. Поезд остановился у маленького разъезда, вздрогнул и опять понёсся вдаль. На маленьком перроне, слабо освещённом коптящейся керосиновой лампой, был одинокий пассажир, сошедший с поезда. Он огляделся кругом, подошёл к концу перрона, постоял, и, обогнув станцию, стал спускаться по откосу в неизвестный таинственный мрак ночи. На фоне ночного неба рисовалась зубчатая тайга. Там, ниже, вправо, белелась какая-то полоса.
— Должно быть, Ангара, — соображал юноша, и осторожно ступая по мелким камням, стал приближаться к воде.
Да! Это была река. Великая Сибирская река — Ангара. Стоя на берегу, он внимательно всматривался в тёмный силуэт ближайших выступов берега, пока его глаза не уловили очертания, похожие на избушку. Он направился туда и вскоре стоял перед небольшим деревянным домиком рыбака. Постучал в дверь. Ответа не было. Постучал ещё. Кто-то закашлял, послышалось скрипение внутренней двери и старческий голос:
— Кто это?
— Брат ваш, странник и пришелец.
— Эй, старуха, вставай скорей. Брат пришёл, брат! — Старик открыл дверь и, всматриваясь в стоявшего юношу, спросил, — Да вы откедова? — видимо вид юноши несколько изменил отношение старика и его приветливость. Действительно, висевшая сбоку полевая сумка, с другого — фляжка, за спиной — вещевой мешок, и через плечо — скадка как шинель-пальто, производили впечатление военного.
— Привет вам из Иркутска от братьев Петрова, Попова, — сказал юноша.
Старик разгладил свою большую седую бороду и обнял молодого человека. Целуя, он говорил:
— А я уж подумал по твоему виду, не души ль ты моей ищешь?
Старушка приветливо усаживала гостя и хлопотала у печки.
— Вот у нас тут немножко картошки осталось. Угощаем картошкой. А уху уж завтра утром сварим, — говорил рыбак.
С аппетитом кушая варёный картофель, Лев рассказывал о своём желании переплыть Ангару и потом берегом добраться до стеклянного завода, а далее по деревушкам до того места, где находились узники.
— Рад я за тебя, брат, рад, — тебя Бог без милости не оставит за такое доброе дело. Да вот только смотрю я на тебя — трудно тебе одному. Ведь Христос всех учеников по два посылал, вдвоём-то легче.
— Да, полегче, — вздохнул юноша, но не нашёл я тех людей, которые б пожертвовали собой ради этого.
— Да, — сказал брат-рыбак, — не слыхал я тоже. Да и Павел имел в своё время своего верного Тимофея, а об остальных он писал: «Все ищут своего, а не того, что угодно Господу Христу».
Помолившись, крепко уснули. Наутро, чуть взошло солнце, Лев стал уговаривать старика-рыбака переправить его на ту сторону реки, не дожидаясь, когда будет готова уха. Брат-старик был вынужден уступить уговорам юноши и перевёз его на плоскодонке на противоположный берег реки Ангары. Прощаясь с ним, он говорил:
— А как твои ноги? Выдержат ли? Идти-то далеко. Выдержишь ли?
— Выдержу, Бог даст, — ответил юноша, — молитесь обо мне. И он бодро зашагал вверх по берегу реки Ангары.