Звёзды Сибири
Шрифт:
Небо хмурое что-то вещает,
Тучи тёмные ветер рванул,
Солнце в тучах уже угасает,
Бор зелёный ветвями качнул.
Нет остывшему веры согреться,
Холод, холод, что дальше — темней,
И не может пустыня совлечься
От своих омертвелых теней.
Лишь холодный гранит одиноко
Что-то внемлет и вечно манит,
Волна с шумом примчится, омоет,
Тот гранит и опять убежит.
Только катятся волны прибоя,
Только слышатся плески и шум,
Только холод... и камня устои
Нам
Целую тебя, твой Володя.
Однажды на него напало такое уныние, что он перестал писать Паше. Паша тревожилась, не находила себе покоя и писала ему, роняя слёзы: «Мой милый, Володя! Привет тебе! Крепко целую тебя и желаю во всём благополучия. Нахожусь дома, а от тебя ничего нет... Здоров ли? Как твоё самочувствие? Как-то скучно не получать от тебя ничего. Когда была вдали от своих, то как-то думалось, и ты очень далеко, а теперь уже и скучно... Вчера получила от Маруси письмо, она очень беспокоится за тебя, хотя я ей писала, а всё же и ты должен успокоить её. Будь здоров, радостен и весел!
Пусть вокруг бушуют волны,
Пусть ревут сколько им угодно,
Нами управляет чудный кормчий,
А за Ним мы идём куда Ему угодно!
Крепко любящая тебя, Паша.
Вскоре Паша приехала к нему на свидание. Они несколько раз были вместе. Володя ободрился. Опять весело стал смотреть на жизнь и в стихах восхвалял дорогую Пашу.
Где ты теперь, моя милая?
Недавно была ты со мной.
Угрюмые стены постылые
Стоят как ночь перед тобой.
Уж веяло холодом северным,
И ты той морозной порой
Собою прекрасная, бодрая,
Стояла у врат за стеной.
Объятая холодом трепетным,
Ты в первый осенний мороз
Смотрела к нам взором приветливым,
И очи полны были слёз.
Я часто с душою тревожною
Из внутренних стен выходил,
Чтоб взором тебя незабвенную
Я встретил и вновь проводил.
Пролетит незабвенным мгновением
Свидание наше с тобой,
Судьба и мне шлёт долю счастья
Хоть миг один побыть с тобой.
Уехала от него Паша более спокойной. Она видела, что в сердце Володи горит огонёк веры, надежды, любви. Вскоре к ней из Алма-Аты приехала сестра Володи Маруся. Они провели чудные дни общения, радовались, читая его письма и стихи. Кое-что сделали они и для Володи. Провожая Марусю к мужу домой в Алма-Ату, Паша написала Володе открытку:
«Мой милый Володя! Крепко целую тебя и за всё искренне благодарю тебя. Марусенька сегодня уезжает. Я очень рада, что имела с ней такое сладкое общение. Ну теперь ты будь спокоен за меня. И одно, что я буду просить тебя, да и уже чувствую твою силу в этом, а именно: молись, молись за меня пред Тем, в чьих руках наша жизнь. Не унывай! Будь спокоен, радостен!!! Господь да даст тебе сил и в нынешних страданиях и переживаниях до конца, даже если будет смерть — быть верным Ему. Одно моё желание — будь верен Ему! Целую тебя, твоя Паша ». 05.06 31 г.
Теперь она каждый день не только думала о Володе, но и о том, что он делает, как он отдыхает, и в каждые свободные дни собиралась вновь поехать к нему на свидание.
«Володя, добрый день! — она писала ему в открытке. — Сегодня у тебя день отдыха, как ты проведёшь, будешь скучать? Но ничего, может недолго уже ждать. Не унывай, а в терпении жди. К двенадцатому я думаю быть у тебя. Больше обращайся к Тому, от Которого зависит всё. Твоя Паша».
Глава 28
«Желаю, чтобы все люди были, как и я»
1 Кор. 7:7
Наступила зима. Морозный сибирский воздух затруднял даже дыхание. Володя не унывал. Он работал в тепле, всем был обеспечен. 3доровье было крепкое. Паша аккуратно писала ему и часто приезжая, радовала его не только словами, но и всем своим существом. Однажды, придя с работы, он только что лег на койку отдыхать, как дневальный позвал его.
— Володя, там пришел этап и говорят какой-то знакомый вас вызывает.
— Кто же это, — подумал Володя. — Верно опять всё братья идут в узы.
Он торопливо оделся и направился к карантинному бараку. Огромный барак с многоэтажными нарами был переполнен. Сизый табачный дым, подобно туману, наполнял воздух. Среди многих сотен людей трудно было найти знакомого. Всматриваясь в лица, он искал.
— Володя, окликнул его чей-то, как будто знакомый голос. Перед ним стоял изнеможенный худой юноша. Его лицо было бледное, белое, как недавно выбеленная стена. Большие чёрные глаза с любовью смотрели на него.
— Володя! — ещё раз повторил юноша.
— Лев! — воскликнул Володя и бросился ему на шею. — Так вот и ты теперь узник!
— Да, удостоился!
— Да, мы слышали, что ты взят, и тебя возили в Канск, потом, кажется, ты был в Красноярске.
— Да, — сказал Лев, — а теперь осуждён, еду из Иркутска.
— Эх, взял бы я тебя к себе. У нас ведь сейчас так хорошо, чисто в общежитии. Напоил бы чаем, да только вас, карантинных, не пускают к нам.
— Да не нужно ничего, — сказал Лев, — давай лучше побеседуем. Ведь я больше года уж не видел братьев, нет ли у тебя Книги? Я так соскучился по Ней! Тут у одного немца брата была на немецком языке. Так я открыл, хотел читать, но забыл немецкий и ничего не прочёл.
— Есть, есть. Я завтра непременно приду и принесу тебе, и ты почитаешь.
— Хотя здесь шумно, но ничего, сидя на нарах, давай помолимся Господу, что ещё встретились на земле. В горячей молитве узники обратились к Тому, Кто был их Отец, для Которого не существовали ни проволочные заграждения, ни каменные стены, ни замки, ни решётки. Очи Которого обозревали всю землю, чтобы поддерживать тех, чьё сердце вполне предано Ему.
— Ну, как твоё здоровье? — участливо спросил Володя Льва.