Звёзды со вкусом красной икры
Шрифт:
Хороший копирайтер знает, как уйти от ответственности за написанное. Интернет-издания в этом отношении гораздо выгоднее печатных. Меня поймали всего два раза, обычно я успеваю изменить текст ещё в те секунды, пока мне высказывают обоснованную претензию в письменном виде. И плевать на его скриншоты. Написанное электронным «пером» вырубается даже не топором, а изменяется от дуновения ветерка.
В той же юриспруденции, например, всё не так. Там документы – это почти Библия. Я сам был свидетелем того, как солидные компании обрушивались из-за пропущенного слова или неверно поставленной запятой. Как упоминание должностных лиц во всяких протоколах и уставах в течение часа превращало счастливую семью в рыдающую вдову, хныкающих детей и бледного главу фамилии, которого уводили из зала суда во внутренний дворик КГБ. Закон выступает мерилом всех ценностей человека. И если ценности эти начали подгнивать, то карающая рука Фемиды непременно опустится на его плечо.
Все эти мысли роем проносятся в моей голове, пока я потягиваю первый бокал в ожидании Андрея. Он скоро входит в это шумное многоголосие проходного бара и, уверенно поигрывая портфелем, спешит ко мне, попутно заказывая лагер.
Мы перебрасываемся дежурными новостями. Когда бокал Андрюхи становится наполовину пуст или полон в зависимости от вашей экзистенциальной принадлежности, а я уменьшил на треть второй, он доверительно наклоняется ко мне:
– Сегодня ко мне обратился клиент. Хочет судиться с Минздравом по поводу тендеров. Он считает, что результаты были подтасованы и сингапурская вакцина выиграла нечестно.
Андрей вопросительно смотрит на меня. Это у нас что-то вроде игры. Он закидывает тему и ждёт моей реакции для продолжения или перехода к другим темам. Информация лишней не бывает. Если вы журналист, вы должны знать понемногу обо всём. Даже о неинтересных на первый взгляд тендерах. Никогда нельзя знать заранее, что и когда вам пригодится и как аукнется.
– А что не так с сингапурской вакциной?
– Говорят, лицензии на её использование в Беларуси нет.
Я прикидываю, что можно раскрутить из этой новости и кому из моих нанимателей она может оказаться полезной. Пока отчётливо не видно ни то, ни другое. К тому же Андрей повязан адвокатской тайной и сообщить всё не сможет. Если честно, голова в этот пятничный вечер не варит вообще. Я говорю ему, что буду иметь в виду.
Мы продолжаем соревноваться в скорости поглощения алкоголя. Бар представляет собой огромный бурлящий желудок. Люди вбрасываются в него через левые двери и, пройдя процесс обработки алкогольным соком, удаляются через правые двери. Свежая артериальная «кровь», смеясь и громка крича, входит через левые двери, а венозная, вялая и сонная, утекает через правые.
Гул меня угнетает. Все эти пятничные гуляки, наполняющие минские заведения, вселяют в меня тихий ужас бессмысленностью своего времяпрепровождения. Я циник и зануда, смиритесь. Я зарабатываю жалкие гроши не самой достойной работой в мире, но я люблю её и мечтаю сделать настоящее журналистское дело. Явить миру аналоги «панамских бумаг», пошарить фонариком по своему «Уотергейту», обвинить «Фольксваген» в занижении выбросов на своих автомобилях.
Жизнь большинства сегодняшних пятничных гуляк проста и понятна: рождение, кое-какая учёба в школе, отвязное студенчество, автомобиль, работа в офисе А-класса, хештег #устал, женитьба, рождение детей, кредитная квартира, новая машина, накопление детям на учёбу (хештег #цветыжизни), ожидание внуков, дача, смерть. Если в этой матрице происходит сбой, человек попадает в центрифугу переживаний, выбраться из которой он уже не в силах. У меня этот сбой произошёл на стадии «женитьба», поломав дальнейший расклад. Я женат на своей работе и ради неё устраиваю беспредел.
Мы перемещаемся в другой бар, где почти всё то же самое. Он выдержан в моём любимом стиле отечественного дизайна: «сгорел сарай – гори и хата». В том смысле, что если уж у дизайнера сразу не получилось сделать всё единообразно, то можно назвать получившееся эклектикой, схватить гонорар и больше никогда сюда не возвращаться. Деревянные входные двери с матовым стеклом. Барная стойка из массивного тёмного дуба. Кованые скамейки с вензелями и прозрачные столы из толстого стекла. Голова зубра, держащего табличку «Туалет» над входом в уборную. Затянутые в чёрные платья и колготы официантки и тошнотворный запах неоднократно пролитого и прокисшего пива. И, конечно, моя любимая живая музыка из еле научившихся перебирать по струнам отчисленных студентов и ладненькой тёмноволосой певички слегка за 25. Сквозь её белую блузку отчётливо прослеживается бордовый лифчик.
Я встречаю коллегу по одной из прошлых работ, выпиваю с ним. Затем мы снова уходим. Новое заведение – новый бокал. Диафрагма мира сжимается у меня на глазах. Вспоминаю вечер с Вольтером, затем вторник, до этого субботу. Ощущение бессмысленности становится невыносимым и даже ощущается на языке медным привкусом полураспада. Как обычно говорит в таких случаях мой друг «нет никакого смысла в том, чтобы пить. Но так же нет ничего мудрого и в том, чтобы не пить». Распрощавшись с коллегой, я двигаюсь к маяку света, который представлен новеньким отелем, выстроенным к чемпионату мира по хоккею в Минске.
У нас вообще не принято находиться в отелях, если ты местный. Вроде как минчанам там делать нечего и бары только для постояльцев. Но это не так. В Западной Европе зарулить в отельчик и посидеть там за стойкой не считается чем-то непривычным. К тому же, в силу незнания этой особенности функционирования столичного гостиничного комплекса, там действительно почти никогда не бывает «наших» и можно спокойно посидеть, а если повезёт, то даже послушать убаюкивающую иностранную речь.
В этот вечер я случайно натыкаюсь на представителя британской табачной компании, посетившего Минск по делам, и мы начинаем спонтанный диалог, комментируя демонстрируемый по ТВ сюжет «Евроньюс». Затем я спрашиваю, как ему Минск и первый ли раз он в Беларуси. Британец исправно шпарит, я киваю, хотя мозг с трудом выполняет функции синхронного переводчика и с ещё большим трудом формулирует вопросы и комментарии на английском. Джон говорит, что ему нравится наше пиво. Я отвечаю, что он специально так говорит из британской вежливости. О, нет-нет, машет руками Джон, я говорю от чистого сердца. Я всё равно не верю завсегдатаю баров в Челси.
В этом отеле шикарный туалет. Тут всегда так роскошно пахнет и никогда никого нет. Мне кажется, самое главное в любом туалете – это отсутствие других людей и горный аромат освежителя воздуха. Не представляю, как древние римляне могли сидеть во время этого и обсуждать судьбу Империи. Я выхожу наверх и прощаюсь с Джоном. Я не помню, в какой момент вызвал такси и показал водителю экран телефона. Когда я прихожу, Ирка уже спит. На часах 1-37. Я иду в душ, о котором мечтал с утра (с прошлого душа) и меня снова крутит так, словно я падаю в вертолёте Ми-8. Я спокойно укладываюсь на «гостевом» диване и засыпаю.