Звезды у миров общие
Шрифт:
– Кушай, кушай, наше солнышко ясноглазое, – с нежностью глядя, как уплетает за обе щеки Марэна, произнесла старшая смотрея Альмалия. – Главное чтобы в лошадку корм. Давно вам поправиться надо, Ваше Высочество. А то сызмальства все нос воротили от яств изысканных, словно от похлебки луковой. Как птичка-невеличка кушала. И в чем только душа держалась.
Все это было сказано с искренней теплотой, но на Марэну слова няньки произвели обратный эффект. Принцессу словно ушатом холодной воды окатило. И кусок пирога в горле встал, едва не поперхнулась.
Аппетит у девушки, словно корова языком
Марэна отложила сдобу и отодвинула тарелки со сладостями.
– Спасибо, я наелась.
Няньки, хлопотавшие вокруг принцессы, неодобрительно заохали.
– Да что же вы Ваше Высочество, так нас огорчаете, – всплеснула руками дородная Альмалия. – Отведайте еще душистых ватрушек с медком. Вам сил набраться надобно.
– Благодарю, я действительно не голодна, – вежливо, и вместе с тем непреклонно ответила принцесса, бесстрастно посмотрев на няньку.
Сделав несколько глотков шоколада из фарфоровой чашки с золотыми вензелями, Марэна промочила губы салфеткой и поднялась.
– Благодарю! Можете уносить.
В голосе девушки прозвучали привычные для нянек повелительные нотки.
Няньки, помня крутой нрав девушки, и не теша себя иллюзиями по поводу её странного поведения, не стали ее больше уговаривать, чтобы не получить, как часто бывало, нагоняй. Принцесса не успела и глазом моргнуть, как проворные смотрухи освободили стол от еды.
Честно признаться Марэна встала из-за стола с чувством легкого голода, как и предписывают диетологи. Конечно, если бы не своевременное напоминание Альмалии, то она бы еще долго блаженствовала, вкушая изысканные лакомства и… подготавливая благодатную почву для набора веса в чужом теле, в котором ей к сожалению, или к счастью, недолго было суждено оставаться. Девушка даже ни на секунду не сомневалась в том, что уже в следующее полнолуние она вновь окажется в своем родном мире, а бедная душа настоящей принцессы, потугами мудрой ведьмы Гонзанны возвратится в эту великолепную оболочку, которую прежняя хозяйка холила и лелеяла, и, по всей видимости, держала на строгой диете.
Марэна-Марина, как порядочная девушка, не понаслышке знавшая каково это жить «жизнерадостной пышкой», просто не могла себе позволить испортить лишними килограммами такую точеную фигурку, которой она в настоящее время любовалась в огромном зеркале. Также она прекрасно понимала, что принцессам любых форм, размеров и весовых категорий, в любом случае достанется какой-никакой, а самый настоящий наследный принц, а то и королевич молодой, но все же ей хотелось вернуть тело хозяйке в лучшем виде, чтобы потом никто не поминал её крепким словцом. Да и вообще, если уж представился случай без изнурительных тренировок и диет, хоть ненадолго побыть обворожительной «фотомоделью», то это дело чести не только не испортить, но и по возможности улучшить это сногсшибательное тело.
Вот истинная причина отказа принцессы от поистине королевского завтрака. Марэна надеялась, что у нее хватит силы воли устоять перед искушением обеда, ужина и остальных приемов пищи, не только сегодня, но и в ближайший месяц.
Итак, несмотря на то, что завтрак хоть и с усилием воли она отвергла, все же солнечное утро, благоухающее свежесрезанными цветами, было добрым и для принцессы. Хотя для полного счастья, забавы ради подумала Марэна, не мешало бы замутить с каким-нибудь принцем, ну на худой конец с герцогом, чтобы было что вспомнить.
***
Однако не у всех это утро было добрым…
По забрызганным кровью вискам, откуда-то из глубины веков, тревожным колоколом выстукивало знакомый до боли мотив. С каждым ударом содрогалось израненное в схватке тело, призывая превозмочь боль и подняться над серым саваном поля битвы. Собравшись с мыслями, воин вспомнил этот незатейливый мотив – так стучало его бесстрашное сердце. Оно настойчиво звало его вперед, к жизни, к продолжению полной невзгод и лишений дороги.
Столкнув локтём с себя одного из поверженных врагов, Карюино выбрался из-под груды остывших тел и перевернулся на спину.
– М-да, вот тебе и вздремнул в тихом и безлюдном месте, – пожаловался он нависшим над ним небесам.
На бледном предрассветном небосклоне встревожено мерцала одинокая звезда, его звезда. Это был добрый знак. Путеводная звезда не оставила его. Она терпеливо ждала, когда упрямый человек сможет продолжить свой путь.
Поднявшись на ноги, Карюино сорвал пучок травы и вытер окровавленный, с налипшими комьями чёрной земли и лоскутами красного мяса, одати – меч подаренный ему сансеем Рюэдзином. Верный клинок вновь заблестел, отражая усталое лицо хозяина, с неизменной немного ироничной улыбкой на устах. Благодарно кивнув мечу, мужчина вернул его в ножны. Подобрав свои пожитки, он накинул на плечи плащ, и, пошатываясь от усталости, двинулся прочь от места битвы под недовольные крики вороньей стаи.
– Можно подумать, – усмехнулся Карюино, обращаясь к налетевшему воронью, – будто на мне свет клином сошелся и кроме моей костлявой плоти вам здесь больше некем утолить голод. Не привередничайте, пируйте теми, кто остался лежать. И советую поспешить, пока шакалы не набежали. А мне надо идти.
Ещё недавно стремительный и грозный как лесной пожар, воин, вновь стал неторопливым и спокойным, словно равнинная река, путником.
Вороны нехотя разлетались, пропуская выжившего в неравном бою человека, чтобы затем вернуться к коченевшим телам, поблекшие глаза которых с застывшей в них слепой ненавистью смотрели в небо.
Когда путник взобрался на холм, звезда застенчиво спряталась в облаках.
Увидев его живым, обычно молчаливое небо не сдержало эмоций и троекратно прогрохотало грозовыми раскатами, приветствуя своего любимца.
Так и быть, решило небо, пусть живительная вода теплого летнего ливня омоет и заживит его раны.
Карюино улыбнулся первым каплям. Стянув с головы капюшон плаща, он подставил лицо ласковым струям. Мужчина любил, когда небо баловало его теплым дождём.
Карюино некогда был прилежным и смышленым учеником Рюэдзина, схватывавшим все на лету. Мудрый сансей Рюэдзин, в редкие минуты благодушия, ему не раз говорил, что тот может достичь высокого мастерства и стать не просто искусным воином и мудрецом, что само по себе уже редкость, а ни много ни мало – повелителем стихий.