Звезды в моем сердце
Шрифт:
– Тогда ауфвидерзеен, дитя. – Императрица наклонилась и поцеловала Гизелу в щеку. – Доверься мне, – прошептала она.
Гизела присела в глубоком реверансе и последовала из комнаты за горничной. Пройдя немного по коридору, они вошли в комнату, в которой явно никто не жил. Кровать закрывали серые от пыли простыни, и, хотя в камине развели огонь, в комнате веяло холодом запущенности и пустоты. На стуле была аккуратно сложена одежда, в которой она приехала в Истон Нестон в пятницу. Гизела с отвращением взглянула на нее. Неужели это ветхое тряпье в самом деле ее одежда? Как она могла носить такое
Она в последний раз взглянула на себя в зеркало туалетного столика; мягкий бархат подчеркивал белизну кожи; шляпка с перьями кокетливо сидела на блестящих благодаря заботам Фанни волосах, уложенных в сложную прическу; плотно облегающий жакет на пуговицах подчеркивал все линии и изгибы фигуры; талия казалась совсем миниатюрной над широкой юбкой с мягкими складками. Она на секунду закрыла глаза, а потом снова открыла, чтобы бросить на свое отражение последний взгляд.
Начала раздеваться она почти машинально, сняла дорогое платье сложного фасона, шелковые нижние юбки и белье из тончайшего батиста, отделанное натуральными кружевами, с вышитой императорской короной. Горничная помогла ей одеться, забрала бархатный наряд и унесла из комнаты, а Гизела тем временем присела возле туалетного столика, чтобы надеть шляпку.
«Вот бы мне оставили одно платье», – подумала она вдруг, но тут же призналась, что это было бы ни к чему. Разве она смогла бы носить такой прекрасный наряд? Совершенно ясно, что мачеха не позволила бы ей никуда в нем показаться.
Гизела заметила, что забыла снять серьги из аметистов и бриллиантов. Она положила их на туалетный столик, и они засверкали при свете свечей, как бы подмигивая ей, вызывая в памяти звезды в волосах, которые сияли и переливались всеми цветами, пока лорд Куэнби не вынул их из прически.
Гизела поспешно отбросила эти воспоминания. Было просто безумием думать о случившемся, вспоминать те минуты в серебряном будуаре. Все ушло в прошлое, позабыто, стерто из памяти его гневными словами, которые он произнес, когда она настаивала на своем отъезде. Девушка чуть не расплакалась, вспомнив, как жестоко он говорил с ней, презрительно усмехаясь, и сколько ненависти было в его глазах. И тут же подумала, что внизу ее ждет карета, чтобы отвезти домой. В комнату вернулась горничная.
– Я положила серьги на столик, – сказала Гизела изменившимся голосом и поднялась, чтобы уйти.
– Спасибо, мисс, – машинально ответила служанка. Она взяла их со столика, когда Гизела направилась к двери. – Простите, мисс, вы случайно не забыли вот это? – спросила горничная, указывая на маленький кожаный футляр, который Гизела положила на комод.
– Да, да, конечно, – поспешно произнесла Гизела.
Она взяла в руки коробочку и открыла, чтобы удостовериться, что звезда на месте. «Ты зажгла звезды в моем сердце», – услышала она вновь страстный баритон, увидела разгоревшийся в его глазах огонь. Гизела захлопнула футляр со щелчком. Никогда она не сможет надеть эту звезду: слишком много горестных воспоминаний та вызывала. Надеть ее было бы мучением, все равно что колоть себя всеми крошечными остриями броши.
Девушка поблагодарила горничную и, подойдя к двери, услышала:
– Мне велели проводить вас по черной лестнице,
Гизела не удержалась от улыбки, как бы насмехаясь над собой. Еще совсем недавно она была императрицей: первой проходила во все двери, перед ней расстилали красные ковры, на каждом шагу ей прислуживали лакеи, кто бы с ней ни заговаривал, в голосе у каждого слышалось почтение, почти обожание, если не считать единственного исключения. А теперь она снова просто Гизела Мазгрейв – бедная, плохо одетая, ничего собой не представляющая, никому не интересная, и поэтому ее можно поспешно выпроводить через черный ход, потихоньку избавиться от нее, чтобы никто не видел.
Гизела последовала за горничной по коридору и вниз по боковой лестнице. У калитки ее ждал, чтобы выпустить, только один лакей. Гизеле показалось, что он презрительно окинул ее взглядом, как бы негодуя по поводу того, что ему велено прислуживать такой ничтожной особе. Карета, ожидавшая ее, оказалась простой двухместной повозкой, запряженной парой лошадей, без серебряных украшений и элегантных побрякушек, которые были на лошадях императорского экипажа. Гизела забралась в повозку, на колени ей набросили накидку. Почти совсем стемнело; свет в окнах Истон Нестона мерцал тепло и дружелюбно, словно приглашая войти. Но она уезжала прочь, уезжала от приключения, которое никогда с ней не повторится.
Гизела постаралась отбросить печальные мысли. Как часто она повторяла себе, что должна быть благодарна за любое событие, нарушившее монотонность ее жизни, за все, что могло как-то изменить ее удел, пусть хоть на несколько часов, чтобы она забыла свои несчастья, жестокую мачеху и утомительную работу, которая доставалась только ей одной, потому что никто в доме за нее не брался.
Ее желание исполнилось: теперь, уговаривала она себя, не стоит жаловаться на то, что чудо осталось в прошлом. Но она никак не предполагала, что подобное событие может отозваться такой болью в сердце, сделать ее такой несчастной.
А если представить себе, что она поддалась бы его уговорам и осталась в замке? Если представить, что она на миг ослушалась императрицу? Нет! Нет! Она даже думать об этом не должна!
Поездка в Грейндж не заняла много времени. Дом был погружен в темноту, и, хотя кучер спустился с козел, чтобы позвонить в колокольчик, никто не вышел открыть дверь. Гизела постучала в окошко коляски, и кучер помог ей выбраться из повозки.
– Они не ждут меня сегодня, – словно извиняясь, объяснила она. – Я сама войду в дом.
– Очень хорошо, мисс. Отнести ваш сундук в прихожую?
– Да, пожалуйста.
Он спустил сундук на землю и отнес в первую холодную прихожую. Лампа не горела. Гизела поблагодарила кучера. Она знала, что он ожидает чаевые, но ей нечего было дать, кошелек был пуст, если не считать нескольких медяков, однако она не решилась предложить их из боязни оскорбить человека.
– Доброй ночи, мисс!
Разочарованный кучер залез обратно на козлы, а Гизела закрыла за ним дверь. Теперь она осталась в кромешной тьме и должна была на ощупь искать дверь во вторую прихожую. Огонь в камине горел, но свечи забыли зажечь, хотя в гостиной она заметила свет.