Звоночек 4
Шрифт:
— Не говори гоп… У нас железка одна и идет вдоль границы. Перережут ее японцы где-нибудь на амурском участке или разбомбят и о наступлении из Приморья можно забыть.
— Перерезалка не выросла. У них к нашей границе, если представлять ее упрощенно как окружность, радиальные железнодорожные линии ведут. А у нас получается — рокада. На каком бы участке не захотели бы войска для удара сосредоточить, перебрасывая их через центр, мы по кратчайшему расстоянию быстрее! А бомбить? Чем, во-первых? Вы здесь их лучшие воздушные силы выбили, остался один антиквариат. А во вторых, чтоб разбомбить всерьез и надолго, нацеливаться надо на станции, а они зенитными бронепоездами прикрыты. Говорят, все же пробовали, умылись и теперь одиночными самолетами изредка бомбят перегоны, что на пропускную способность почти не влияет.
— А дальше-то что? Бомбить острова? Флота-то все равно нет!
— Товарищ Сталин сказал — воюем за мир. А не как ты думаешь, до последней крайности. Проучить, но не убивать. Нам война на годы, как хотят британцы, не нужна. Тут главное, вовремя предложить приемлемые условия, от которых нельзя или очень дорого отказываться. Но это уже не нашего с тобой ума дело. Наш вопрос другой. Кончится война, вернется твой японец к своим. А что его там ждет? Правительство, несомненно, сменится. Японцы это любят — чуть что, правительство менять. Понятно, что армейская группировка после разгрома свои позиции растеряет и на власть претендовать не сможет. Значит, верх возьмут моряки. И тут, пожалуйста, сюрприз, адмиралы-предатели! Чем там свара может кончиться — неизвестно. А нам дела вести нужно с кем-то. Договариваться. Нам стабильность в Японии после войны нужна, а не хаос. Вот и получается, что места ему в послевоенном раскладе нет. А раз так, изолировать и ликвидировать придется всех, кто мог знать. И это на твоей совести. Не говоря уж о том, что под некоторым углом вся история может выглядеть как разглашение гостайны ради собственного спасения.
В последних словах Меркулова явно проскочила угроза. Да, повернуть все так он мог. И доказать легко. Это вам не прежние «зацепки», которыми меня пытались прижать. И намек, прозрачнее некуда. Буду упорствовать — даст ход.
— К тому же, возвращение японца с информацией добытой нашей разведкой, якобы, у англичан, ставит под удар нашу агентуру в Британии, — привел Меркулов свой решающий аргумент.
— Допустим, — не спешил я соглашаться. — Но что, если посмотреть на это с другой стороны? Если поднять ставки и вывести игру на более высокий уровень? Гитлер предал Японию явно, это в доказательствах не нуждается. Если раскрыть японцам английскую роль в этих событиях? Тогда новое правительство Японии будет поставлено перед фактом, что ни с кем нельзя надежно договариваться, кроме СССР. А нашу британскую агентуру прикрыть тем, что самим, через военного атташе в Москве, сообщить англичанам о том, что японцы от нас знают, что британцы знают о «Ямато». Во-первых, это сделает их в будущем более сговорчивыми в отношении оплаты наших сведений. Во-вторых, они, чтобы не потерять лицо, вынуждены будут как-то реагировать на постройку суперлинкоров на Тихом океане. Мы спровоцируем новую гонку военно-морских вооружений, вытягивая ресурсы буржуазного мира на безопасное для нас направление. Линкорами-то СССР не победить, тут танки нужны. А каждый линкор в сто тысяч тонн, чтобы наверняка переплюнуть «Ямато», это четыре тысячи современных танков только по весу. В любом случае, считаю, что ликвидировать японца и тем самым сужать себе возможность маневра, по крайней мере, преждевременно. Раз не можем все равно обменять, надо просто изолировать его и всех причастных. Может, события будут развиваться так, что они пригодятся.
— Если в таком разрезе… — сперва задумался Меркулов, но потом сказал со злостью. — Да пойми ты! Наверху уже все решили, что японец или бесполезен или вреден! О том, чтобы что-то из этой истории разворачивать, даже речи не шло! Я на месте должен только детали уточнить и проконтролировать, чтобы ты еще чего не учудил! Тебя в Москве, между прочим, выговор за самодеятельность ждет!
— А вы, товарищ Меркулов, стало быть свою работу на посту начальника ГУГБ начнете с того, что обрубите себе открывшиеся потенциально перспективные ходы. Не посоветовавшись с товарищами. Так, видимо, в рапорте на имя наркома и придется написать. Скрывать и терять мне нечего, все равно за разглашение гостайны отвечать. Запрут меня, если не в расход, то в мой же собственный отдел на нары. А игра с британским посольством в рамках операции «Кукушка» медным тазом накроется. Хорошенький почин у вас, товарищ Меркулов,
— С утра вылетаем в центр! — резко оборвал меня бериевский выдвиженец, развернулся и ушел в сторону палаток, оставив меня наедине со своими невеселыми мыслями. У Берии сейчас в руках реальный крючок, на котором он может меня держать, если японца, которому я, между прочим, слово дал, ликвидируют. Боюсь, что это соображение в глазах наркома может легко перевесить все остальные. Вопрос в том, ушла ли вообще вся эта история за пределы НКВД. Если Лаврентий решил все самостоятельно, то есть еще шанс побарахтаться и повернуть все в свою пользу.
Внутренне уже настроившись на склоку с чекистами, я провел очень тревожную ночь. Но на утро с удивлением увидел, что пассажирами «Дугласа» были не только мы с Меркуловым, но и мой японец в сопровождении пятнадцати пленных летчиков под охраной четырех бойцов. Новый начальник ГУГБ все-таки решил не рубить с плеча и осмотреться. Что ж, в будущем ему это наверняка зачтется.
После четырехдневного перелета, прямо с Центрального аэродрома меня привезли на Лубянку пред светлые очи Лаврентия Павловича, который принял меня сразу же после Меркулова. И первый вопрос, который он мне задал, был вовсе не о хитрых политических комбинациях:
— Где алмазы?
Я молча достал из нагрудного кармана кисет и подвинул его по столу к начальнику.
— На Вилюе организуется «Алмазстрой», который возглавит майор Саджая. Вы отстраняетесь от этой работы.
— Что, через мою голову прыгнул? — почувствовав обиду, спросил я, нарушая правила субординации.
— Конечно. Ведь вы, товарищ капитан, изволили отправиться воевать, наплевав на порученную вам работу! Поисковые группы нашли к настоящему моменту уже четыре трубки коренных месторождений, об этом надо было доложить. Так что, товарищ Саджая поступил совершенно правильно. Совнарком уже выпустил постановление о начале, со следующего года, промышленного освоения в рамках нашего наркомата. У майора Саджая опыт, он товарищ надежный, в отличие от вас, любителя погусарствовать, ему и карты в руки.
— Товарищ нарком, обстоятельства сложились так… — начал было я оправдываться, но Берия меня резко оборвал:
— Обстоятельства сложились так, что ваш вопрос будут разбирать в ЦК. Поэтому вы сейчас же сядете и письменно подробно все изложите еще раз. Начиная с того, как получилось, что вы отправились на Халхин-Гол. И советую вам, товарищ капитан, в ближайшее время вести себя тише воды. Может быть, тогда нам удастся прикрыть вашу самодеятельность. Как вы вообще посмели влезать в международные вопросы?!
— Обстоятельства, товарищ нарком…
— Это я уже слышал! Идите!
Вечером, удержавшись от острого желания напиться, вызванного ощущением полной беспомощности, я решил для себя, что сколько бы времени у меня ни осталось, я проведу его с семьей. И следующие три дня, когда я не притрагивался даже к газетам, стали для детей и Полины, взявшей по такому случаю отгулы, настоящим праздником. Мы все вместе бездельничали, валяясь на пляже, смотрели кино и театральные постановки, ездили за покупками, на которые, в том числе и бесполезные, я истратил уйму денег, гуляли в парке Горького. Впервые за много лет мне вдруг удалось расслабиться и выбросить из головы все железки, войны, интриги, но все хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. На четвертый день меня с утра вызвали в наркомат, где Берия действительно объявил мне выговор «за действия, не согласованные с наркоматом» и, одновременно, вручил сразу «Трудовое красное знамя» за открытие алмазных месторождений и «Красную звезду» за Халхин-Гольские похождения.
— Мы знаем, что вы, товарищ капитан, предпочитаете деньгами, но в этот раз награда такая. Никаких отчислений от добычи алмазов участникам поиска решили не давать. Только единовременная премия, снятие судимости и правительственные награды в зависимости от вклада. А боевые заслуги и вовсе рублем не измерить.
— А как же самураи? — спросил я у Берии, имея в виду пленных, привезенных в Москву.
— Передали с рук на руки японскому послу. ЦК принял соломоново решение, — улыбнулся нарком, правильно поняв мой вопрос. — Гадить надо, пока не поздно. Если вообще поверят. Барана не пустили на мясо, но и стричь с него лишнего не стали. Шерсти мало, мороки много.