Звонок из Ленинграда
Шрифт:
Учительница и Настя вышли. Ребята побросали пальто и шапки на стулья. В комнате было жарко от круглых ребристых батарей.
Петька Григорьев заглянул в окно и закричал:
— Ух ты!
Все бросились к окнам. Там, внизу, была самая настоящая железнодорожная станция. Дымили паровозы. Мигал семафор. Краны и лебедки грузили в вагоны рулоны бумаги. Те самые…
— А куда их повезут? — спросила Ксюша.
— На фабрику. Книги печатать, — ответил Григорьев.
— А вот и нет, — возразила Митрохина, — писатели дома пишут.
Спор разгорелся нешуточный. Одни утверждали,
Наташа не любила спорить. Она отошла и принялась рассматривать картинки на стенах, потом остановилась возле тумбочки под пальмой. На тумбочке лежала большая книга в красном переплете. Наташа открыла ее и стала смотреть фотографии.
Ксюша оглянулась, увидела, что Наташа смотрит какую-то книгу, и поспешила к ней.
— Что это?
— А тут Настя, — сказала Наташа.
— Настя? Где? Покажи скорее.
Наташа начала поспешно переворачивать листы с фотографиями. Настин портрет был в самом начале. Ксюша даже подпрыгивала от нетерпения. Она просто не умела ждать, если ей чего-нибудь очень хотелось.
— Ну, что ты так долго? Дай, я сама скорее найду!
Ксюша в нетерпении дернула альбом к себе, и лист с фотографией Насти, который Наташа наконец нашла, разорвался пополам вместе с Настиным портретом.
Наташа испуганно вскрикнула. Ксюша оглянулась. Ребята, увлеченные спором, ничего не заметили.
— Все из-за тебя, — сердитым шепотом сказала Ксюша, — надо было сразу, а то «счас, счас»… Что теперь делать?
— Я не знаю, — Наташа всхлипнула.
— Может, у Насти есть еще такое фото? Ну, чего ты… перестань реветь. Склеим лист, и все. Подумаешь, беда. Да моя мама им десять таких альбомов накупит.
— Это и не альбом совсем…
Наташа закрыла альбом, и Ксюша увидела, что на красной бархатной обложке золотыми буквами написано: «Книга Почета». Ксюша так и обмерла. Разве Книгу Почета где-нибудь купишь? И почему она такая невезучая? Ни с кем в классе ничего не случается, а с нею — обязательно. А теперь все… За такую книгу могут и в пионеры не принять. Что же делать?
В это время пришла Софья Петровна. Она была веселая и все время улыбалась.
— Заждались? Меня в комитете комсомола задержали. Ну, понравилось вам бумажное царство? Правда, интересно? На комбинате много наших выпускников работает. А Настина фотография есть даже в Книге Почета. Сейчас я вам покажу ее.
Ксюша даже дышать перестала. Вот оно, начинается… Сейчас Софья Петровна откроет книгу и все увидит. Ксюша искоса взглянула на подругу. Наташа стояла, опустив голову, и держалась обеими руками за косичку. «Ей-то что, — чуть не плача, подумала Ксюша, — а мне хоть пропади…» И тут в голову ей пришла спасительная мысль: никто же не видел, как она порвала фотографию. Только Наташа знает. А может, Софья Петровна подумает, что так и было? Мог же кто-то другой еще раньше порвать?
Софья
— Кто смотрел фотографии?
Все молчали.
Ксюша затаив дыхание ждала: скажет Наташа или нет?
V. Ссора
Вообще-то Наташа молчать умела.
Осенью в класс пришел новенький, Федор Гнедых. Квадратный, как шкаф. Один кулак его был величиной с два Ксюшиных. С первого же дня Федор стал доказывать свою силу: ходил раскачиваясь, руки в карманах и толкал всех плечами. Даже Петя Григорьев и тот притих. Даже Митрохина не ухмылялась, когда Гнедых получал очередную двойку. Попробуй посмейся, если Федора уважали за силу даже пятиклассники. А уж пятиклассники, как известно, самый отчаянный народ.
Ксюша спросила отца:
— Па, если человек сильный, а дурак, что с таким делают?
— Это кто же у вас такой?
— Федор Гнедых. Просто слова сказать нельзя, сразу дерется. Вчера меня так толкнул, что я упала и коленку ободрала. Он всех затолкал.
— Плохи ваши дела, — сказал отец, — тут и жаловаться бессмысленно.
— Почему? Скажем Софье Петровне, и все.
— Видишь ли, Заяц, Софья Петровна, конечно, его накажет. Но он-то все равно будет считать себя самым сильным. Ты же сама говоришь, что он дурак. Жаль, конечно, что класс у вас такой недружный.
— И неправда. У нас очень хороший класс.
Отец недоверчиво покачал головой.
— В дружных классах дураки не распоясываются.
В этот вечер по телевизору показывали соревнования по самбо. Отец, конечно, уселся болеть и усадил рядом с собою Ксюшу. Мамы дома не было, а отец не умел болеть один.
В центре экрана на ковре стояли два борца. Один широкоплечий, мощный, с бычьей шеей и маленьким лбом под косой челкой. А другой, стройный, тонконогий, с веселым хохолком на макушке.
— Па, ты за кого болеть будешь? — спросила Ксюша. — Я вот за того, раз он слабее.
— Это еще ничего не значит, — сказал отец, — тут главное тренировка, воля и еще вот это, — он постучал себя по лбу.
Ксюша даже не поняла, как это произошло, но победил тот, с хохолком. Отец развеселился.
— Видала? Что я тебе говорил?! Тренированный, волевой человек любую силу обуздает.
На ковре сражалась уже другая пара. Отец вскрикивал, хлопал себя по коленям, толкал Ксюшу.
— Ах, какой молодец! Нет, ты только посмотри, как работает, как работает, негодяй!
Но Ксюша не видела борцов. Перед ее глазами на экране телевизора боролись двое: она и Федор Гнедых. Вот Федор толкает ее плечом, глупо ухмыляется. Ксюша бросается вперед, захватывает его руку и — раз, раз! — небрежно бросает Федора на пол! Трах-бах! Федор на полу, красный, испуганный. Тут же перед всем классом он дает обещание никогда больше не гоняться за девочками по улице, не толкать их в лужи… А Ксюша стоит гордая, невозмутимая, и даже не смотрит на униженных мальчишек. Здорово! И не так уж это трудно. Нужно только заняться самбо. Вот тогда… тогда посмотрим!