Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
Шрифт:
Эх, поработаем! Вспомним молодость!
Я скинул футболку — она у меня одна и пачкать ее не стоит — выкатил чурку побольше вместо колоды и принялся за дело.
Чем хороша ольха: если она спилена не так давно — а эта спилена недавно — то колется она легко. Чурки звонко разлетались, превращаясь в аккуратные поленья, резко пахнущие свежей древесиной. Отлетали острые щепки, пугая кур. В теньке под сараем чесался Бугай — тот самый песик со слишком большой для него кличкой. Один раз зашла еще какая-то старушка, видимо, соседка или подруга Маграны Карадьевны. Поздоровалась без особого удивления, я поздоровался в ответ, этим
Под ольхой пряталось несколько приличных березовых чурок, плотных, суковатых, вот с ними я повозился. Прежде чем взяться, с тайной надеждой поинтересовался у бабушки, нужно ли их колоть: вдруг они для каких хозяйственных надобностей припасены? Увы, увы. Ничего, справился.
Уже наступил вечер, когда я смывал пот и пыль из висящего на заборе рукомойника, с удовольствием оглядывая ровную пирамиду наколотых дров. Ай да я, ай да молодец!
— Держи, Ерик, — из-за спины появилась рука с вафельным полотенцем, сероватым и жестким как наждачка. Таким, наверное, и вправду бриться можно. Вместе с кожей. Я вытерся докрасна и надел футболку:
— Спасибо, Маграна Карадьевна.
— Да ладно, называй уж как все: бабушка Мара[3].
Я чуть не подавился.
— Пойдем уж, покормлю, беспризорник.
Мы вошли в дом. Короткий коридор, упиравшийся в массивный деревянный шкаф. Справа — проем в комнату, закрытый занавеской, слева, тоже за занавеской — кухня.
— Присаживайся.
Я опустился на скрипнувший табурет и огляделся по сторонам. Высоко под потолком — черная тарелка динамика радиосети, прикреплена кнопками пожелтевшая фотография. Солдат, в гимнастерке с "разговорами" [4] и буденовке, и рядом с ним — женщина, в которой явственно угадывается бабушка Мара в молодости. В кожаной куртке, с револьвером и не пропавшей с годами суровостью во взгляде. Вот это я влип. Хорошо, если она просто воевала, а если служила в местном аналоге ЧК?
Щелкнул выключатель, загорелась лампочка, болтавшаяся на проводе под потолком (кстати, тут же оказалось, что солдат с фото — не в буденовке, а в шлеме, похожем на пикельхельм[5], только с огромной звездой). На стол приземлилась засаленная и местами обугленная доска, а на нее — сковорода с жареной картошкой, из которой торчала алюминиевая вилка.
— Ешь, — рядом брякнулась миска с солеными огурцами и здоровенная глиняная кружка с цветочками на боку. Размерами кружка была разве что чуть поменьше пивной. И почему в наше время все кружки делают таких размеров, как будто боятся, что потребитель в них утонет? Невозможно напиться с первого раза!
— Откуда приехал-то?
— Аж из самой столицы, — улыбнулся я и набил рот картошкой, чтобы хотя бы временно избежать новых вопросов. Хорошо, хоть со "столицей" быстро сориентировался: ни одного местного названия я не знаю, а столица здесь по любому должна быть.
— Далеко…
— Люблю путешествовать.
— Все вы, мужики, бродить любите…
А дальше пошел разговор, который касался не столько меня, сколько бабушки Мары. Осторожными наводящими вопросами я узнал, что в здешнем мире были свои аналоги и Октябрьской революции и Гражданской и Великой Отечественной, и войн помельче, вроде финской[6] или боев у озера Хасан[7]. Слава всем богам, что старуха ушла в воспоминания и не требовала особой реакции. И слава тем же богам, что мне хватило ума не встревать с вопросами типа "А где это?" или "А что там было?". Кто его знает, вдруг "сражение у перевала Чантар" здесь так же известно, как у нас — Курская битва?
Муж бабушки Мары прошел чуть ли не все войны здешнего государства, и Крым и Рим, и умудрился умереть уже после окончания Великой Отечественной (да-да, она именно так и называлась!) буквально пять лет назад. Вот детям повезло меньше: один из сыновей таки погиб на войне, другой — уже после нее умер от ран. Остался третий, который отирается где-то в дальних далях будучи представителем экзотической профессии вулканолога.
Под неспешный разговор мы с бабушкой Марой умяли сковородку картошки.
— Ну что, Ерик, иди, ложись спать. Я тебе в пристройке постелила.
Чтобы попасть в упомянутую "пристройку", нужно было протиснуться в щель между печью и стеной, где по каким-то загадочным причинам пряталась дверь. За которой находилась моя сегодняшняя спальня.
Больше похожая на приткнутую к стене дома беседку: маленькая, только-только поставить кровать и пару стульев, с окнами аж в трех стенах, выходившими в сад.
— Нужник в огороде, — хмуро буркнула старуха и закрыла за собой дверь.
Я скинул одежку и нырнул под толстое ватное одеяло. Закрыл глаза. Перед ними веселой разноцветной каруселью пробежали события сегодняшнего дня, и я уснул.
Наутро бабушка Мара накормила меня яичницей, такой, знаете, бабушкиной яишней — на сале, из десятка яиц, прямо с горячей сковородки. Не чинясь, я приговорил завтрак к заключению в собственном желудке, и плевать на холестерин: есть подозрение, что в следующий раз так замечательно поесть мне удастся ой как нескоро…
А вот вчерашних намеков старуха не поняла. И денег не дала. А может, у нее не было лишних. Несмотря на это, я от всей души поблагодарил бабушку Мару (в конце концов, она не обязана снабжать деньгами каждого приблудного дровокола, особенности, если он денег и не просил. Как говорится: кто не просит — тот не хочет) и отправился дальше.
Улицы славного города Раниманска были не по-вчерашнему многолюдны. Хотя, видимо, все дело в том, что народ спешил на работу, ну или на учебу… тьфу ты. Июль на дворе — каникулы. Дети рассованы по пионерлагерям и бабушкам. Или просто пользуются моментом и отсыпаются. В любом случае, меня сейчас заботило не это.
Может быть, вы считаете, что я думал над тем, как я оказался среди здесь и что это за "среди здесь" такое и почему так сильно похоже на СССР пятидесятых? А вот и нет. Думать о том, как я здесь оказался — бессмысленно, что это за мир такой — нужно не думать, а узнавать, то есть, посещать библиотеки и читальные залы. В настоящий момент меня заботил один вполне серьезный вопрос…
То, что бабушка Мара меня накормила — это везение или результат моего точного расчета?
Ничего смешного — вопрос лично для меня очень серьезный. Дело в том, что в моей жизни везение и невезение следуют друг за другом с точностью поездов в немецком железнодорожном расписании. Если в чем-то повезло — жди невезухи. И наоборот. И нет, нельзя по примеру древнего тирана Поликрата откупиться, выбросив в море ценный перстень[8] У него не сработало и меня не срабатывает. Невезение должно быть таким же случайным и независящим от моей воли, как и предыдущее везение. Иначе ничего не получится. Выкинув перстень в море, я все равно получу порцию невезения. Еще и перстень потеряю.