Зыбучий песок (сборник)
Шрифт:
— Но… — с удивлением начал дворецкий.
Вадос вспыхнул.
— Никаких но. Делайте, что я сказал, и побыстрее!
Пораженный дворецкий вышел из комнаты. Вадос смотрел в мою сторону ничего не видящим взглядом.
— Я добился лишь отсрочки того, чего я больше всего хотел избежать, — задумчиво произнес он. — И какой ценой… Но это касается меня и моего народа. Вам же я могу сказать только одно: прощайте. Извините меня.
Он, должно быть, понял, что я не подам ему руки, повернулся и вышел из комнаты.
Через несколько минут возвратился дворецкий с деньгами —
— В аэропорт, — сказал я водителю.
Он кивнул, и машина двинулась вперед.
За дворцовой оградой открылась панорама города. Зарево над монорельсовой станцией затмило вечерние огни. Водитель явно не верил своим глазам — он еще ничего не знал, — затем прибавил скорость.
Позади нас одна за другой последовали две вспышки. Я оглянулся назад. Раздались взрывы.
На фасаде президентского дворца зияли две пробоины, похожие на выщербины в ряду зубов. Я прикинул — батарея явно находилась на другой стороне города, однако точность попадания была поразительной.
— Побыстрее! — бросил я шоферу.
Он кивнул и снова увеличил скорость. Я боялся, что, когда прибуду в аэропорт, приказ Вадоса уже утратит свою силу и обещанный самолет будет использован иначе.
Мне повезло. Самолет ждал вместе с пилотом, который, очевидно, проклинал судьбу, что должен покинуть Сьюдад–де–Вадос в такое время. Однако он вынужден был подчиниться приказу, исходящему непосредственно от президента, который, возможно, был уже мертв.
Я решил не дожидаться багажа, протянул сто доларо чрезмерно усердному таможеннику, чтобы он отстал, и через десять минут был уже в воздухе.
Мы летели на реактивном учебном самолете. В маленькой кабине было два места — для пилота–инструктора и курсанта, которое занял я. Я посмотрел на своего смуглолицего соседа.
— Может быть, вы хотите сделать круг над городом? — предложил я.
Он удивленно взглянул на меня.
— Нас могут обстрелять, — заметил он.
Пожар на монорельсовой станции понемногу стихал. Но он был не единственным. Еще в ряде мест полыхало яркое зарево. От собора на Пласа–дель–Эсте, в который, видно, угодил снаряд, двигалась огромная толпа с пылающими крестами. Она хлынула к лачугам вдоль дороги на Пуэрто—Хоакин.
— О господи! — лишь вымолвил пилот.
На крутом вираже стала видна вторая толпа. Она поднималась вверх по холму к президентскому дворцу.
Значит, правила игры больше не действовали. Теперь начнется просто резня.
Город уменьшался в размерах. Альтиметр показывал пятьсот, восемьсот, тысячу метров.
Я увозил с собой всю тяжесть сознания, что всякий человек в любом месте и в любое время может быть обращен в пешку и будет вести себя со всей предсказуемостью обычного куска резного дерева.
Возможно, никто не поверит мне. Возможно, папки, в которых запечатлены все детали этой неправдоподобно дикой партии, погребены под развалинами президентского дворца. В таком случае я один должен буду нести бремя этой тайны. Достаточно ли это основание для того, чтобы одному нести и бремя вины? А я был виноват, хотя до сих пор не отдавал себе в том отчета.
Каждый виноват, кто отрекся от права думать и действовать разумно, если кто–то другой еще может нажать на кнопку и заставить его танцевать под свою дудку.
Я протянул руку и похлопал пилота по плечу:
— Если хотите, можете повернуть назад.
В вестибюле аэропорта я нашел телефон, который, к счастью, еще работал. Негнущимися пальцами я набрал номер и с чувством огромного облегчения услышал голос Марии Посадор, решительный и взволнованный.
— Мария! — закричал я. — Вы должны выслушать меня. Вряд ли вы можете поверить мне, но вы должны выслушать все. То, что я собираюсь сказать вам, очень–очень важно.
— Бойд! — Она узнала меня. — Да, говорите. Пожалуйста, говорите. Я слушаю.
ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА
Персонажи, место действия и события, описываемые в этой книге, разумеется, являются вымышленными. Однако этого нельзя сказать о методах, посредством которых передвигаются в романе человеческие фигуры. Конечно, они несколько отличаются от описанных. Тем не менее эти методы присутствуют в повседневной рекламе, их все чаще и чаще используют в политике. Сегодняшняя история полна примеров того, как преуспевающим и целеустремленным дельцам, прибегающим ко лжи и играющим на человеческих страстях, удается управлять образом мыслей и поступками людей.
Сама же шахматная партия отнюдь не придумана. Она была сыграна в матче на первенство мира в 1892 году в Гаване между чемпионом мира американцем Вильгельмом Стейницем и русским гроссмейстером Михаилом Ивановичем Чигориным. Каждому шахматному ходу в романе соответствует то или иное событие, за исключением, пожалуй, рокировки. Персонажи, соответствующие тем или иным фигурам, наделены властью и полномочиями, которые сопоставимы с «властью» данных шахматных фигур.
Естественно, поскольку никто из «фигур» не подозревает, что ими «ходят», включая и самого автора повествования, Бойда Хаклюта, в книге приводятся некоторые события, не имеющие прямого эквивалента в шахматной партии. Однако все шахматные ходы воспроизведены в романе в точной последовательности и по мере возможности также влияют на развитие ситуации в целом. Так, например, что касается поддержки одной фигуры другой, угрозы одной или нескольким фигурам со стороны фигуры противника, скрытых угроз и фактического взятия фигур, — все это в максимальной степени учтено при развитии сюжетной линии.
В романе действие заканчивается на три хода раньше, чем в самой шахматной партии, в связи с неудавшейся попыткой убить Бойда Хаклюта и потому, что Хаклют узнает всю правду. В реальной шахматной партии черные сдались на тридцать восьмом ходу.
Для любознательных читателей я прилагаю таблицу участвующих в игре фигур с указанием там, где это возможно, на их окончательную судьбу.
Джон Браннер.
ФИГУРЫ
БЕЛЫЕ
Ферзевая ладья а1 — епископ Крус