10 гениев живописи

Балазанова Оксана Евгеньевна

А Гойя в этом же году приобрел сельский дом в окрестностях Мадрида, который соседи назвали «Домом глухого». По иронии судьбы, его прежний хозяин некий Антонио Монтаньес тоже был глухим. Там, потеряв благосклонность короля и аристократии, воспринимая войну как преступление против культуры, считая, что никакие политические идеалы не могут оправдать кровь и невинные жертвы, Гойя все больше и больше замыкался в себе, неделями не выходя из дома. Уже здесь очередной тяжелейший приступ чуть не свел художника в могилу. Доктор Ариетт буквально вытащил его с того света. Об этом свидетельствует картина «Автопортрет с доктором Ариеттом», написанная в 1820 году. Внизу на картине сделана подпись-посвящение: «Другу-врачу, который спасал ему жизнь во время тяжелой и опасной болезни, которой тот страдал в конце 1817 года в возрасте 73-х лет».

В течение последующих трех лет уединения он

расписал маслом все стены своего Кинта дель Сордо – «Дома глухого», создав 14 уникальных по мощному художественному воздействию панно, вошедших в «черную коллекцию» – полных иносказаний и намеков. В этих фресках господствует дьявольское, противоестественное начало, зловещее изображение возникает как в кошмарном сне, набор красок суров, скуп, почти монохромен – черное, белое, рыже-красноватое, охра; мазки размашисты и стремительны. Иногда в сознании художника, словно вспышка света, рождается образ мощной женщины с лицом, похожим на каменную маску, и с мечом в руке, возможно, олицетворение Возмездия, Справедливости или Свободы, иногда возникает картина полета таинственной пары к обстреливаемому из орудий городу-крепости на скале, возможно, символу спасения и героизма. На входной стене нижнего зала слева от двери посетителей встречала Леокадия Вейс («Женщина в черной шали»). Над дверью красовались «Две старухи, едящие из одной миски». На том же первом этаже слева от окна на стене, противоположной входной, располагалась и самая известная из этих фресок – «Сатурн, пожирающий своих детей». На той же стене, что и «Сатурн», но справа от окна, Юдифь рубила голову Олоферну. На левой стене ведьмы правили шабаш.

На втором этаже напротив входа красовалась «Прогулка инквизиции», дальше Гойя написал трех ведьмоподобных «Парок» – богинь судьбы, «Головорезов» (второе название – «Бычьи пастухи»), «Крепость на утесе» («Асмодей»).

Этот дом был снесен около 1910 года, но за полвека до этого, в середине 1870-х, фрески были перенесены на холст, отреставрированы и сейчас находятся в Прадо.

Графическая параллель росписям Кинты дель Сордо – серия офортов «Диспаратес» («Пословицы», 1820–1823) с еще более сложной и мрачной символикой. Однако даже в картинах позднего периода художник сохраняет ощущение немеркнущей красоты жизни.

С именем Гойи связано становление искусства Нового времени, его творчество оказало огромное воздействие на мировую культуру XIX–XX веков, причем не только на живопись и графику, но и на литературу, драматургию, театр и кино.

В течение трех лет Гойя скрывался в своем доме. Однако в условиях абсолютизма художник, который несколько лет назад находился под подозрением в сотрудничестве с французами и которому уже дважды приходилось оправдываться перед инквизицией, все время чувствовал, что находится в опасности, и после разрешения короля отправился во Францию. Там в 1824 году он устроился в Бордо, где провел остаток жизни, всего лишь раз навестив родину. В Бордо было много офранцуженных изгнанников и либералов, и среди своих соотечественников Гойя встретил много друзей. Он устроился в доме с Леокадией Вейс и ее двумя детьми, делая запасы для приданого маленькой Росарии и пересматривая свои лекции по искусству. Год спустя он ненадолго возвратился в Мадрид, где подстраховался, испросив у короля еще полгода отпуска. Затем возвратился в Бордо. Здесь он написал знаменитую «Молочницу из Бордо», портреты внука Мариано, поэта Леонардо Моратина, около двух десятков живописных миниатюр, целую серию литографий на темы корриды – «Быки Бордо» и множество рисунков гротескного характера, в том числе свой автопортрет в 78 лет.

Весной 1825 года Гойя вновь оказался в постели. Врачи диагностировали у него паралич мочевого пузыря и опухоль толстого кишечника, которые, учитывая возраст пациента, даже и не пытались вылечить. Скорее всего, речь шла об аденоме предстательной железы, которой страдают многие пожилые мужчины. Окружающие со страхом ожидали трагической развязки, но Гойя и на этот раз обманул смерть…

30 марта 1826 года художник отпраздновал свое восьмидесятилетие. Он все еще продолжал работать и даже освоил новую технику письма: растирал краски на холсте пальцами или кусочками сукна. В марте 1828 года Гойя с нетерпением ожидал из Испании своего единственного сына Хавьера и любимого внука Мариано. Но накануне их приезда старого художника разбил паралич, он потерял дар речи. О последних днях жизни Гойи известно из письма доньи Леокадии, матери его двух незаконных детей: «Внук и невестка приехали к нам 28 числа прошлого месяца. 1 апреля мы вместе обедали. До пяти часов следующего дня, дня его святого, он не говорил. Речь к нему вернулась

ненадолго, потому что он был наполовину парализован. Такое состояние здоровья продлилось еще 13 дней. За три часа до смерти он призвал всех. Он смотрел на свою руку в простодушном удивлении. Он хотел составить завещание и высказать свою благосклонность, однако его невестка сказала, что он это уже сделал. Он этого так и не вспомнил. Его слабость не давала возможности что-либо понять, он говорил невнятно. В ночь с 15 на 16 апреля в 2 часа 1828 года он скончался в возрасте 82 лет… Когда он уснул таким смирным и веселым, даже сам врач удивился его терпению и силам. Он думает, что он не испытывал страданий, но я не уверена в этом».

Великий испанский художник Франсиско Хосе Гойя-и-Лусиентес скончался в окружении друзей и родных: сына Хавьера, внука Мариано, Леокадии Сервилии Вейс, разделившей с ним последние 14 лет его жизни, и дочери, которая впоследствии стала известной художницей Росарией Вейс. Гойю похоронили на кладбище Grande charteuse в Бордо, в фамильном склепе родственной семьи Гойкоечеа. В 1901 году его прах перевезли в Мадрид, а в 1919 году великий испанец нашел последний покой в церкви Сан-Антонио де ла Флорида, где когда-то создавал свои прекрасные фрески.

История болезни Гойи породила немало споров среди ученых, искусствоведов и медиков, которые и сейчас по описываемым симптомам пытаются понять, что за болезни мучили художника и как физические и душевные недуги повлияли на его творчество.

В отличие от уже упомянутого нами доктора С. Родригеса и других ученых, предполагающих, что причиной глухоты и других серьезных нарушений был сифилис, американский профессор Теренц Ковторн считает, что болезнь испанского живописца очень схожа с картиной заболевания английского писателя XVII–XVIII веков Джонатана Свифта. У автора «Путешествий Гулливера» тоже время от времени случались припадки, сопровождавшиеся временной глухотой и сильными головокружениями, во время которых он терял ориентацию. Причиной этой болезни является вирус, вызывающий воспаление сетчатки и кровеносных сосудов глаза. Клиника болезни напоминает энцефалит и нередко сопровождается потерей слуха. Не правда ли, похоже?

В 1972 году психиатр В. Нидерланд высказал гипотезу, что симптомы болезни, перенесенной Гойей в 1793 году, могли быть обусловлены отравлением тяжелыми металлами. Гойя предпочитал работать со свинцовыми красками. Свинец – чрезвычайно токсичный и опасный металл, способный вызывать серьезные нарушения нервной системы, почек, печени. Ситуация усугублялась тем, что художник часто сам готовил необходимые краски, а работая над полотнами, наносил краски руками или куском сукна и губки. Он нередко использовал жидкие краски, дающие мелкие брызги, воздействующие на дыхательные пути. Кстати, в этой связи интересно сравнить форму заболевания Гойи с симптомами, проявлявшимися у Петра I, который, как уже доказано, еще в детстве, воспитываясь в имении матери, получил серьезное свинцовое отравление из-за передового по тем временам водопровода, заключенного в свинцовые трубы. Насколько известно из истории, Петр страдал, в частности, эпилептическими припадками.

Доктор В. Нидерланд, осматривавший многих пациентов, отравившихся свинцом, утверждал, что при интоксикации этим тяжелым металлом происходит временная потеря зрения вследствие воспаления глазного нерва, нередко возникают эпилептические припадки, появляются параноидальные идеи и галлюцинации, параличи рук или ног.

Изучив биографию Гойи, В. Нидерланд предположил, что у художника как минимум дважды в течение жизни наблюдались признаки отравления свинцом, когда, кроме соматических проявлений, явственно просматривается психодепрессивная симптоматика. Скорее всего, отравление свинцом поразило нервную систему и повлияло на психические тенденции и наклонности Гойи.

Определить степень и выраженность подобных психопатологических симптомов, оказавших огромное влияние на все творчество художника, пытались многие биографы Гойи. Английский психиатр Ференц Райтман пришел к выводу, что во время работы над серией офортов «Капричос» художник находился в состоянии ярко выраженной депрессии и враждебности к окружающему миру. Пребывая в таком душевном настрое, он в самых обыденных вещах стал усматривать инфернальные связи и таинственные отношения между событиями, не имеющими зачастую ничего общего. Его изображения людей, ведьм, животных, по мнению Райтмана, свидетельствуют о выраженном расстройстве восприятия и склонности к галлюцинациям. Гравюры, на которых человеческая душа объединяется с толпой чертей и бесов, по мнению психиатра, символизируют его полное растворение в болезни и указывают на раздвоение личности больного художника.