100 shades of black and white
Шрифт:
Ей больно, но она даже не вздрагивает, когда он касается ее сосков, окрашивая в черный, вырисовывает сложное плетение на груди.
Кайло пишет ее имя, Рэй из ниоткуда, покрывая черной вязью всю ее кожу, от шеи, выступающих ключиц, по ребрам, где кожа такая тонкая, что кажется, вот-вот порвется под нажимом, по животу и вниз, к пояску штанов.
— Нравится?
Она ведь не может видеть, только чувствовать. Вот почему еле сдерживается, чтобы не вздрогнуть, напряженная как струна. Идеальное полотно, чистое, принадлежащее только ему.
— Нет! — из ее горла
— Хорошо, — он соглашается с ней. Так легко, что она снова осекается, не успев высказать все, что хотела. Теряется, не понимая, к чему это.
— Тогда я просто повторю, Рэй. Я буду делать это снова и снова, пока не понравится, — все просто.
В этот раз он набирает еще больше краски, и она течет, расплывается пятнами по ее телу. Как цепочка синяков, идеальное украшение.
Движения быстрее, нажим сильнее, и Кайло процарапывает ногтями дорожки, загоняя пигмент краски под кожу.
Ей больно, ей так больно, что она выгнулась навстречу, поджав пальцы ног. И выглядит так, будто сейчас кончит. Это красиво.
Он даже слышит ее тихий, сдавленный вой, он рождается внутри горла, оставаясь все там же, со всхлипами и криками. С нестерпимой болью, от которой не избавиться.
— Ты понимаешь, что тут написано? — спрашивает он ее еще раз. Откуда ей знать, как ей вообще понять, если все растеклось, смазалось, превратилось в мешанину чернильных завитков, прожигающих до кости. — Нет? — его рука онемела, потеряла всю чувствительность до локтя, точно ее отрубили, и измазанные черным пальцы больше не принадлежат телу, их можно отрубить, а он и не поймет.
— Н-н-нет... — Рэй заикается, вздрагивает раз, второй, теряя контроль над телом.
Одним движением он зачерпывает столько краски, сколько может, задерживая пригоршню вязкой жидкости в пальцах, истлевших от боли, кажется, до самой кости. И засовывает их под поясок штанов, под тонкую ткань трусиков, размазывая по лобку и складкам влагалища. Растирая клитор.
Теперь, когда боль смешивается с наслаждением, одно острее другого, она перестает сопротивляться. Судорожно бьется в его руках, как пойманное животное. Она кричит, она стонет. Она сгорает до костей.
— Там написано, что нет никакого покоя, Рэй, — он горит вместе с нею, потому что в этом весь смысл. Быть единым целым со своим произведением. Расшатать, пока она не вылетит из замкнутого круга, становясь чем-то новым. — Абсолютно никакого.
====== Bladerunner (Рэй/Дэмерон По, Рэй/Кайло Рен) ======
Комментарий к Bladerunner (Рэй/Дэмерон По, Рэй/Кайло Рен) Паразитируем на идее, так? На самом деле это вообще приквел к ненаписанному вбоквелу, и... да какая к черту разница)
У меня на такой случай припасен целый час музыки, это Sabled Sun – 2145, но мне кажется, Blade Runner – Zimmer`а будет не меньше в тему, да)
Я категорически за то, чтобы дописать этот приквел, где можно всфапнуть на Дэмерона, а затем перейти
От выжженной напрочь земли разило гниением. Разложившейся плотью, и Рэй поморщилась, зажав ладонью нос и рот. Подавила рвотный позыв и только тогда выдохнула, выпрямившись.
Не то, чтобы она не видела трупов, поживи на Джакку, и не такого насмотришься. Но то, что лежало перед нею, даже и трупом назвать язык бы не повернулся.
Скорее пятна, обугленные, застывшее тяжами разодранных синтетических мышц — они отливали синим в свете ультра-лампы, выдаваемой вместе с рабочей одеждой — и органы. Много органов, как на свалке какого-нибудь из заводов Хакс Корпорейшн.
— Они человеческие? — пробубнел остановившийся рядом Ункар Платт, ее непосредственный начальник и босс всей конторы. Ему-то досталась приличная маска, как хозяину всего этого места, и под углепластиком его расплывшаяся морда казалась какой-то желтой, мутной, словно у утопленника. Разве что высунутого языка не хватало.
— Понятия не имею, — покачала головой Рэй и глянула себе под ноги. По сути, чем они отличались, эти органы?
Что для пересадки людям или инородцам, что предназначенные для репликантов: нового поколения дроидов. Они были плотью. Мясом. Кровью.
Им причинили боль, это Рэй могла бы почувствовать и без своих способностей, единственного, что позволило вызвать ее посреди работы на третьем объекте сюда. На заброшенную свалку Ниджима Корп. Чтобы она могла рассказать, кто сделал это.
— Слушай, у нас не так уж много времени прежде, чем сюда нагрянет Отдел с их допросами, так что будь добра, посмотри внимательно. Как умеешь, — снова прервал ее размышления Ункар. Его голос звучал так умильно, как мог, но под всей этой фальшью прорезались нотки неминуемой расправы.
— Но я не... — она больше старалась не делать этого.
Даже во время возни с обшивками и прочим отжившим свое металлическим мусором пользовалась перчатками. Хотя у кораблей не было никаких воспоминаний, что они могли бы поведать ей...
Вот именно, ничего, поэтому Рэй и осталась тут. На мизерную зарплату, на окраине городка, который и на карту нанести не собирались. Вместе со своими железяками. А тут органы?
— Делай! — прогудел Ункар и надавил своей лапищей на плечо, вынуждая бухнуться коленями прямиком в обугленный пепел. — Или я уволю тебя, Рэй. И побыстрее.
Пепел оказался необычно мягким, теплым, словно ее заставили дотронуться до слоистых пластов, он даже пружинил под нажимом ладоней. И от него не оставалось ровно никаких воспоминаний.
Будто вместе с мясом кто-то захотел уничтожить всю возможную память.
— Как... — Рэй нахмурилась, отнимая ладонь от пепла и перенося ее к лежащему первым, совсем рядом, вскрытому сердцу, начиненному современной проводкой. Нет, снова ничего. Ни даже проблеска возможных воспоминаний.
Эта плоть была хуже, чем мертвой, уничтоженной. Она изначально была мертва.