100 великих узников
Шрифт:
Нескольких месяцев заключения хватило, чтобы многие из народовольцев заболели цингой. На деснах появлялись кровоточащие язвы, зубы разъезжались и выпадали, ноги распухали и чернели. Ступать ими было так больно, как будто в подошвы были вбиты сотни гвоздей. Порой положение становилось угрожающим для жизни узников, и им нужна была медицинская помощь, но и она оказывалась лишь дополнением к суровому тюремному режиму. Врач Равелина, в сущности, ничем не отличался от "Ирода", но и его вызывали к больному только после того, как смотритель удостоверится, что врач действительно нужен. Бывало, что "Ирод" отказывался вызывать врача, говоря, что "это не есть болезнь, когда человек гулять ходит". А если врач и приходил, то выписывал больному кружку молока или половинку (а то и четверть) лимона в день, но как только болезнь отступала, лечение отменялось.
Больным цингой рекомендовалось ходить, "и я ходил, — вспоминал впоследствии М. Ф. Фроленко. — Но чего это стоило! Походишь четверть часа и, как сноп, валишься на кровать, и сейчас же не то бред, не то обморок… К вечеру, окончательно выбившись из сил, я валился на кровать. Но новая беда: от переутомления и боли не было сна. Забудешься на минуту и проснешься".
Цинга сопровождалась кровохарканьем, и многие заключенные умирали в медленных муках. Умирали в полном одиночестве, отделенные от всего мира каменной стеной и невской водой (так погибли Н. В. Клеточников, А. И. Баранников, М. В. Тетерка и др.).
Были в казематах Равелина и "живые покойники", которые, прежде чем уйти в мир иной, теряли рассудок. Первым сошел с ума Игнатий Иванов, но потом начальство признало, что он поправился, и узника перевели в Шлиссельбургскую крепость. М. Фроленко писал, что, когда его увозили, "среди гробовой тишины вдруг раздался отчаянный крик погибающего человека; за криком последовала короткая возня-борьба, и слышно было, как что-то тяжелое пронесли по коридору".
В начале июня 1884 года сошел с ума А. Арончик, но помешательство его было тихим, поэтому начальство не обратило на его болезнь никакого внимания и продолжало держать его в Равелине. А узнику, считавшему себя лордом и требовавшему свидания с английском послом, казалось, что он окружен самозванцами.
Были среди заключенных и попытки самоубийства, например, в марте 1884 года решил отравиться П. С. Поливанов. Он подставил стул к печке, закрыл трубу и стал дышать угарным газом. Но бдительный "Ирод" вскоре заметил эту уловку, вызвал доктора, и попытка П. С. Поливанова на этот раз не удалась. Тогда узник решил повеситься: он оторвал от простыни две полосы, сделал из них петлю, привязал ее к столбику кровати, надел на шею и спустился на пол. Но и на этот раз "Ирод" спас его, вытащив из петли [71] [П. С. Поливанов после Равелина еще 18 лет сидел в Шлиссельбургской крепости, а потом был сослан в город Атбасар, откуда в 1903 году бежал за границу. Но Равелин и крепость высосали из него все силы, жить ему было нечем, и в августе 1903 года он застрелился в Лозанне].
71
П. С. Поливанов после Равелина еще 18 лет сидел в Шлиссельбургской крепости, а потом был сослан в город Атбасар, откуда в 1903 году бежал за границу. Но Равелин и крепость высосали из него все силы, жить ему было нечем, и в августе 1903 года он застрелился в Лозанне.
С середины 1880-х годов в Алексеевском равелине появилась команда жандармских унтер-офицеров, и с этого времени "крепость буквально превратилась в склеп для заживо погребенных", даже пикнуть было нельзя. О. В. Аптекман писал: "Перестукиваться нельзя… Нельзя черточку провести на стене, на книге, на чайнике — Боже упаси!.. Воцарилась поистине мертвая тишина, живые в гробу".
Около 20 месяцев провела в Трубецком бастионе Петропавловской крепости Вера Фигнер. Она участвовала в разных предприятиях "Народной воли" и с середины 1882 года оставалась единственным неарестованным членом ее Исполнительного комитета. Стремясь собрать силы для новой борьбы, В. Фигнер продолжала действовать, чтобы создать новый центр, наладить работу типографии и т. д. Но по доносу С. П. Дегаева она была арестована. Эта невысокая изящная женщина вызывала такое опасение у следственных властей, что о ее содержании в крепости коменданту были даны особые указания. В частности, открывать дверь камеры и выводить ее на прогулку или свидание можно было только в присутствии тюремного начальства.
Соседние камеры оставались свободными, и одиночество действовало на В. Фигнер так сильно, что она, живой по натуре человек, стала терять всякую потребность в общении. На нее тяжело действовали даже свидания с матерью и сестрой, о чем она впоследствии писала: "Зачем нарушать душевное равновесие 20 минутами, в которые не знаешь, что сказать и о чем спросить, и, вернувшись к себе, долго не находишь успокоения, чтобы снова замереть на две недели".
В тюрьме В. Фигнер пережила и нравственное потрясение, узнав о предательстве С. Дегаева. После этого ей хотелось умереть, но она должна была жить, чтобы выступить в суде и тем самым исполнить свой долг перед ушедшими товарищами. "Чтобы умертвить нервы, одно средство — книги", — писала она родным, и в тюрьме взялась учить английский язык…
В 1884 году в крепость в четвертый раз был заключен Герман Лопатин — человек яркой индивидуальности. Он не был членом какой-либо партии, но соприкасался с членами многих групп и кружков. Друг Карла Маркса, Г. Лопатин был первым переводчиком его фундаментального труда "Капитал". В 1884 году он с группой товарищей вернулся из-за границы, чтобы восстановить партию "Народная воля". Дело повелось активно, но в октябре он был арестован: взятые у него и у других лиц списки привели к многочисленным арестам, и в Трубецком бастионе Петропавловской крепости оказались Н. М. Салова, П. Ф. Якубович и многие другие. В 1887 году 15 человек были приговорены к смертной казни, которую потом им заменили каторгой; пятерых отправили в Шлиссельбургскую крепость, где Г. Лопатин провел 18 лет…
"Новая тюрьма" Шлиссельбурга
Напуганный убийством отца, вступивший на престол Александр III усилил меры по подавлению революционного движения в стране. С 1881 года Шлиссельбург стал для императора "тюрьмой для его личных врагов — для террористов, убивших его отца и не дававших покоя ему самому; для тех людей, из-за кого он с первых же дней своего царствования оказался запертым в Гатчине военнопленным русской революции".
Режим содержания узников в Шлиссельбурге был разработан до мельчайших подробностей самим императором и его окружением, и не было такой детали — в организации ли охраны крепости, в выработке ли внутреннего распорядка и т. д., где бы не чувствовалось его присутствие. Когда "Новая тюрьма" была построена, Александр III вместе с семьей 15 июля 1883 года побывал в Шлиссельбурге и потом в одной из своих резолюций писал: "Это самое сильное и неприятное наказание".
"Новая тюрьма" представляла собой два отдельных двухэтажных каменных здания, объединенных общей крышей. Разделялись они широким коридором, устланным толстыми веревочными матами; вдоль камер верхнего этажа шли висячие железные галереи, которые против входа в камеру — № 26 соединялись так называемым "мостиком вздохов". Между галереями была натянута веревочная сетка [72] [Впоследствии ее заменили проволочной], чтобы во время вывода на прогулку узник не мог покончить с собой. Через особые ворота в стене цитадели можно было пройти в Старую тюрьму, в которой было 10 камер.
72
Впоследствии ее заменили проволочной.
Для "Новой тюрьмы" Шлиссельбурга подбирали и подходящий штат тюремщиков из испытанных жандармов. Многие из них, зарекомендовавшие себя еще службой в Алексеевском равелине, и на новом месте службы должны были забыть о живой жизни и своей семье… Они не имели права разговаривать не только с узниками, но даже между собой не могли обмолвиться словом. B. C. Панкратов в своей книге "Жизнь в Шлиссельбурге" писал впоследствии: "Один даже совсем онемел, разучился говорить… Когда открылись мастерские, и жандармам было позволено отвечать на наши вопросы, этот несчастный не мог вымолвить ни слова по-человечески". Смотрителем Шлиссельбургской тюрьмы назначили все того же М. Е. Соколова ("Ирода"), который был бесконечно доволен своим новым положением и безоглядно выполнял все приказания начальства.