100 великих загадок русской истории
Шрифт:
Не поверив в слухи о том, что Баташев уже женат, старик дал свое согласие, а счастливый жених двинулся домой, наказав невесте и всей ее родне готовиться к свадьбе. Приехав в свою вотчину, он сейчас же послал за попом и безо всякого вступления заявил растерявшемуся священнику, чтобы тот готовился венчать его не позже, чем через неделю, и что к этому сроку в церкви все должно быть устроено самым блестящим образом. Батюшка было попытался что-то возразить, говоря барину, что тот уже и так в законном браке обретается. Но грозный барин священнику и кончить не дал: так гаркнул на бедного попика, что тот, говорят, еле на ногах устоял. Мол, один тут у всех вас закон – моя барская
Священник был, видимо, не из породы мучеников за веру, и ровно через неделю вся громадная церковь сияла тысячами свечей, всюду были разостланы дорогие ковры, расставлены цветы и пальмы из господских оранжерей, а «сам» в великолепном кафтане, усыпанный бриллиантами, встречал свою красавицу невесту на церковной паперти. Когда безбожный вельможа разослал по всем концам губернии гонцов сзывать гостей на свадебный пир, все страшно возмущались таким невиданным беззаконием. Но все же к назначенному времени громадная усадьба еле вмещала съехавшихся гостей, а свадебный стол, как свидетельствуют архивы, «готовился на 810 кувертов».
Еще в канун свадьбы из барской конторы было послано смирившемуся батюшке денег две тысячи рублей «самому», да на украшение храма, да еще с барской конюшни – «жеребца серого со всей сбруей и колымажкой новой».
Во вторую свою жену Баташев влюбился, видимо, не на шутку. Светлый и радостный ходил «грозный барин», почти не расставаясь со своей красавицей женушкой, ради которой не только прекратил оргии в «павильоне любви», но и почти все прочие шумные потехи, которые были не по вкусу новой владычице Гусь-Баташева. Первая же жена продолжала жить в том же доме, еще накануне свадьбы барин зашел на ее половину и заявил: «Как ты жила, так и живи – всем в доме места хватит, и никто тебе обиды не сделает, а дети все одно – моя кровь и мои наследники». Затем созвал всю дворню: «Не вздумайте кто посметь чем-нибудь не угодить прежней барыне – коли кто слово ей не так молвит – запорю».
Но уже на второй год семейной идиллии начал Баташев скучать по прежним потехам. Сначала возобновились шумные охоты, пиры с вновь нахлынувшими гостями, а скоро и «павильон любви» засиял и по ночам стал оглашаться музыкой, пением и пьяными выкриками. Вторая жена вместе с новорожденным сыном и особым штатом придворных была также отправлена на отдельную половину, но «сам» часто заходил к ней, она же всегда присутствовала на пирах и празднествах, когда съезжались дамы. Вообще, он хорошо относился к ней, требуя только, чтобы она не вмешивалась в его жизнь, являясь лишь по зову «пред светлы очи».
А через некоторое время новый слух взволновал всю округу: в десяти верстах от имения Баташева, в дремучем лесу, был ограблен огромный обоз, везший товары из Касимова в Муром. Часть извозчиков была перебита, а часть успела разбежаться и спрятаться в лесу. Добравшись еле живыми от страха до ближайшей деревни, они рассказывали, что их окружил целый отряд всадников «в черных образинах», и те стали стрелять по ним из пищалей. Все спасшиеся удивлялись лошадям и амуниции нападавших: на разбойников не похожи – точно войско какое! Никто не смел ничего сказать вслух, но молва расходилась все шире и шире, и втихомолку Баташева стали называть не только «масоном-безбожником» и «монетчиком», но и просто «душегубом-разбойником». А случаи ограбления богатых обозов стали повторяться все чаще и чаще, так что губернские власти волей-неволей должны были устроить расследование, которое, впрочем, конечно, ничего не раскрыло.
Так бы все и шло, если бы Андрей Родионович хоть немного знал меру своим лихим забавам. Но он, наоборот, все больше входил во
Если чеканка червонцев и нападения на обозы никакими документами не подтверждаются, а основываются лишь на устных рассказах, слухах и легендах, то проявления столь же разбойничьего нрава Баташева в его делах заводских, промышленных, неоспоримы.
Тем не менее ему все сходило с рук, его дерзость становилась все более неуемной. Ночные налеты, видимо, пришлись ему по вкусу, и на Муромском тракте стала опасно проезжать не только купцам, но и богатым помещикам. Этим последним, впрочем, всегда давалась привилегия – он никогда не убивал, а только отбирал деньги и ценные вещи.
Но поведение и проделки Баташева становились все более наглыми и дерзкими, и ему, соответственно, все сложнее становилось выходить сухим из воды. Однажды на Муромском тракте был ограблен великолепный выезд одного крупного петербургского сановника, который ехал в гости к брату. Узнав в Касимове, куда он добрался начисто обобранный, что такие случаи регулярно повторяются вблизи владений Баташева, этот вельможа, вернувшись в столицу, поднял там шум, требуя тщательного расследования всех темных дел этого разбойника. Извещенный своими благожелателями о происшедшем, Баташев немедленно сам отправился в столицу, где и пробыл несколько месяцев, пуская в ход не только подкуп, покровительство Потемкина, но и всю свою дьявольскую изворотливость, чтобы снять с себя всякое подозрение.
Как раз тогда он знакомится на одном придворном балу с вдовой некоего заслуженного генерала, дамой уже не первой молодости, но еще красивой и бойкой обворожительницей, и снова влюбляется в нее, как мальчишка.
Недолго думая, он делает ей предложение и легко получает согласие, тем более что, судя по тому же, некогда хранившемуся в Гусе-Баташеве портрету, Андрей Родионович обладал незаурядной внешностью. (По рассказам старожилов, помнивших его уже семидесятилетним стариком, лицо Андрей Родионович имел выразительное; на нем ясно отражались и его ум, и его железная воля.)
Шумно и весело прошла блестящая свадьба, на которую собралась чуть ли не вся столица, и вскоре новобрачные отправились в свое поместье, куда заранее были высланы гонцы с приказанием о торжественной встрече, которую должны были устроить свежеиспеченной барыне.
Неизвестно, когда рассказал Андрей Родионович новой жене об ее оригинальном положении «третьей барыни», но из всех имеющихся свидетельств видно, что положение это ее не тяготило, и жили они с барином душа в душу. По натуре, видимо, она была самой подходящей женой грозному барину – ездила с ним на охоту, любила принимать гостей и не менее строго, чем «сам», взыскивала с провинившихся.
Но грозовая туча уже висела над «Орлиным гнездом», и скоро разразился удар, от которого вздрогнул сам неустрашимый вельможа. После вступления на престол Павла все круто изменилось. Начались гонения на всех любимцев Екатерины, живших в столице, а затем добрались и до темного прошлого баташевского магната.
Однажды прискакал к нему нарочный с секретным извещением от благожелателя из столицы, что назначена строжайшая ревизия всех его дел, особенно касающихся слухов о монетном дворе, находящемся где-то в тайниках баташевской усадьбы. Раньше бы это не смутило грозного владельца – он знал, что никто из дворовых не дерзнул бы донести на него, не исключая и тех рабочих, которые продолжали посменно исчезать в одной из башен парка. Но теперь всем было известно, что положение владыки пошатнулось, и на него могла найтись управа. Тогда-то, по рассказам, и произошло одно из самых страшных деяний Баташева.