12 маленьких радостей и одна большая причина
Шрифт:
К моему счастью, не вздумал. Навалившись сверху, Габриэль принялся меня щекотать, не обращая никакого внимания на визг и яростное сопротивление. Через десять минут возни ребра ужасно болели, скулы сводило от смеха, а простынь под нами сбилась в несуразный клубок ткани. Конечно же, спустя еще несколько мгновений мы запутались и в ней. Попытки освободиться плодов не принесли, зато на полу мы оказались быстро, соскользнув с довольно высокой кровати. Господи, в такие моменты я крайне недовольна тем, что йогом ты меня не сделал. Обустроила бы тут додзё, спала на полу на каком-то тюфяке и пила травяной чай, уносящий в нирвану. Заодно
– Ну давай, сломай мне пару ребер, они же мне совершенно ни к чему, – упав на пол, взвыла от боли я, когда сверху приземлился мужчина. Характерный хруст, сопровождавший наши воздушные пируэты, все не давал мне покоя.
– Провести Рождество в госпитале, избивая друг друга гипсом и швыряясь овсянкой. Разве может быть что-то лучше? – поинтересовался Габриэль, мечтательно уставившись вдаль. Гаденыш, даже слезать не собирается!
– Я, конечно, понимаю, полет мысли и все такое… Возможно, это будет излишне дерзким предположением с моей стороны, но вдруг тебе будет куда уютнее размышлять над проблемами бытия и том, куда так стремительно несется наша безграничная Вселенная, на кухне у окна, с чашкой горячего кофе в руке?
– Возможно, но на этом участке комнаты небывалая циркуляция энергии ци, так что…
– Если ты прямо сейчас не избавишь меня от своей раскормленной тушки, медленно, но уверенно ломающей косточки под собой, то я эту самую энергию ци тебе в такое место направлю, что…
– Ладно, ладно, ты можешь быть сверху, – рассмеявшись, архангел резко перевернулся на спину, и я оказалась почти на свободе.
– Может еще и руки мои отпустишь? – неуверенно спросила я. Ситуация начинала выходить за пределы обычного дурачества, и это обескураживало. Орехово-зеленые глаза светились блеском, не предвещающим ничего хорошего, но это ощущение растаяло через несколько затянувшихся мгновений:
– Отпущу, – ровным голосом сказал мужчина, ослабив хватку. Хоть он и пытался выглядеть максимально спокойным, небольшое волнение и даже какая-то горечь отчетливо попадалась на глаза. – Чаю?
– Я не хочу тебя отпускать.
– Это неизбежно.
– Знаю.
Сердце предательски сжалось. Пальцы вздрогнули, прикоснувшись к раскалившейся от горячего чая чашке. Казалось, она вот-вот лопнет от кипятка и клубов валящего пара.
– Но ведь у меня еще есть целые сутки, верно? – с надеждой в голосе спросила я, опустив взгляд на плитку под ногами. Так мужчине было сложнее заметить мои подступающие слезы, скрытые прядями растрепавшихся волос.
– Если быть точным, то у нас осталось восемнадцать часов и тридцать четыре минуты, – вздохнул Габриэль, бросив беглый взгляд на настенные часы. – И прекрати рыдать, Иззи, иначе мне кажется, что я ошибся адресом и попал к кисейной барышне из псевдоисторических романов, а твоя внешность у нее исключительно из-за моей бушующей фантазии.
– Даже спрашивать не буду, в каком направлении твоя фантазия бушует, да и выражение на твоей противной морде с каждой секундой все больше уверяет в моей правоте.
– Так определенно лучше, – улыбнулся архангел, зашуршав фантиком от ириски. – Если мне и осталось терпеть тебя один день, то куда интереснее
– Я уведомлю тебя, когда обижусь. Кулаком в лицо, например. Тебе не больно, а мне хоть какая-то радость в жизни, – процедила я, стараясь не скрипеть зубами слишком громко, и, встав из-за стола, отошла к окну. Слово «терпеть» уж очень сильно резануло слух, выпустив на волю глупые мысли а-ля «А вдруг я всего лишь продвинутая версия игрушки Sims 3?» Если да, то к черту. Время бета-версии исчерпано, а вот от лицензионной Габриэль все же отказался. Но это совершенно не значит, что последний день тоже должен быть испорчен.
– Так чем же ты намерен занять меня сегодня? – почти оптимистично спросила я, отвернувшись от окна, за которым уже вовсю светило холодное декабрьское солнце. Хоть до Сочельника и оставались считанные часы, у природы были свои планы на этот счет, явно разнящиеся с привычным представлением Рождества: вместо наметенных сугробов и заснеженных деревьев Бостону достался талый лед на асфальте и голые деревья, чернеющие на фоне серовато-белого небосвода с бледно-желтым размытым от туч диском. На традиционную зимнюю сказку не тянет, но вот для современной драмы о суициде в бетонных джунглях – самое то. Как вовремя.
– На самом деле у меня было много вариантов, – задумчиво начал Гейб, гоняя во рту леденец. – Мы могли бы сходить в церковь на службу, покататься на воздушном шаре в Альпах, ненадолго смотаться в Индию на фестиваль красок…
– Опыт мне подсказывает, что все слова, идущие до злополучного «но», можно даже не слушать.
– Но, – улыбнувшись, протянул мужчина, – Зачем куда-то телепортироваться, перемещаться во времени и ломать голову, когда у нас под носом один из лучших дней за весь год?
– Это какой-это? «Бесснежный недо-Сочельник» или «День продавца елок»? – иронично уточнила я. Ни картина за окном, ни дата на календаре не дарили радостного ощущения наступающего праздника, оставляя жителей Бостона на произвол судьбы и личной фантазии. Увы, игра «Представь, что вокруг снег» меня не очень вдохновляла.
Выслушав мои варианты, Габриэль неожиданно расплылся в улыбке и потряс меня за плечи, приговаривая:
– Вот за такой Изабелл я даже скучать буду! Вечно бурчащий непробиваемый романтик, который убеждает всех и себя в первую очередь в том, что не верит в сказки, чудеса и мир во всем мире.
– Ты прав, я забыла надеть дизайнерскую оптимистичную маску, «мэйд ин хэвэн» все-таки. На Земле-то всего лишь войны, голод, безработица и скрытый тоталитарный режим, а я тут начинаю! – заявила я, но тут же рассмеялась, увидев лицо архангела, выражавшее вселенское негодование. Приобняв за талию, он подтащил меня к окну:
– Начнем блиц-опрос, чудовищная. Что ты видишь?
– Грязь. Слякоть. Продавца хот-догов, – без запинки отрапортовала я, пристально вглядываясь в пейзаж, раскинувшийся за стеклом. Пожалуй, если бы на Рождество я могла загадать любое-любое желание, им бы стала возможность видеть мир таким, каким его видит Габриэль. Стоило увидеть, с каким воодушевлением и воистину детской радостью он взирает на грязный утренний город, чтобы зависть начала незаметно грызть глотку. Хоть бы одним глазком взглянуть на жизнь сквозь его непробиваемые розовые очки…