13 мертвецов
Шрифт:
Мертвец без труда оторвал человека от пола и понес в противоположный конец комнаты, где копошились возле стены его сородичи. В ужасе Митя узнал в одном из них выпотрошенного Чемодана. Тот стоял на месте, пялясь перед собой пустым взглядом. Из разорванного живота свисали внутренности, покрытые инеем и льдом. С кончика длинного крючковатого носа свешивалась маленькая розоватая сосулька.
Покойники расступились перед Митей, которого конвоир поставил на пол и, развернув к стене, сильно обхватил за голову, заставив смотреть. На что? Руки покойника были ледяными, холодом сковало череп. Митя застонал от боли и страха, но тут же увидел стену напротив. Дыхание перехватило от удивления и даже восхищения. Бревна от пола до потолка были покрыты символами, которые выводили узловатые пальцы мертвецов, измазанные человеческой кровью. Странные, причудливые, абсолютно бессмысленные на первый взгляд символы складывались в некую закономерность. Угловатые руны, красивая непрерывная вязь, примитивные рисунки, похожие на схематические изображения людей и животных, палочки, крючки и запятые. Символы и знаки, отдаленно похожие на латинские и кириллические буквы.
Тощий голый покойник, почерневший и высохший как древняя мумия приблизился к Мите. Его промерзшие мышцы громко хрустели при каждом движении. Коснулся пальцем надписей на стене, затем направил его на лоб человека. Снова на стену, и на Митины глаза, на стену, и на Митины губы. Они хотят, понял Митя, чтобы я читал, думал и говорил с ними. Но почему выбрали именно его, убив остальных? Арестанты были в курсе, что он студент-лингвист. Может, умерев, они сохранили память?
Палец мумии все порхал от стены к человеку. Закольцованный, монотонный ритуал.
– Хорошо, – сквозь слезы выговорил Митя. – Вы хотите, чтобы я это прочитал? Я попробую, попробую… Нужно время. В институте я… изучал германские и романские языки… эсперанто этот дурацкий… у нас был факультатив по мертвым языкам, в том числе и древним, но я только начал посещать… Нужно время, поймите…
Его потащили прочь от стены и надписей. Наружу из разгромленного лазарета. Покойники медленно брели следом. Краем глаза Митя видел, как на изгаженном полу шевелятся разделенные на части останки. Вот сгибаются в кулак пальцы оторванной руки. Трепещет язык в обрамлении вырванной нижней челюсти, бешено вращаются глаза на чьем-то раздавленном, сплющенном лице. Голова доктора на столе беззвучно открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Митя снова взвыл от ужаса и задергался. Держали крепко, тащили. Зачем? Куда?
– Нужно время, – не понимая самого себя, причитал он, – нужно время…
У мертвых было много времени.
После лазаретного смрада, пропитанного смертью и неизбежностью, чистый воздух улицы показался почти что целебным. Мороз обжег горло и легкие. Двое мертвецов вели Митю под руки. Сквозь одежду он чувствовал холод остывших пальцев. Следом брели остальные.
Вокруг носились перепуганные сторожевые собаки. Животные надрывно лаяли, скалили клыки и закатывали глаза. Одна из овчарок подбежала и укусила покойника за костлявую голень. Тут же завизжала от боли – ледяная плоть была тверже камня. Мертвец наклонился и, схватив за загривок, поднял огромного пса, как жалкого нашкодившего щенка. Его сородичи набросились на несчастное животное, начали рвать на куски. Остальные собаки, почуяв кровь, залаяли еще сильнее.
Только сейчас Митя рассмотрел, что на плацу творится невероятная суматоха. В утренних северных сумерках орущие конвоиры сдерживали строй заключенных, направив на них стволы автоматов. На земле валялось несколько тел в ватниках. Зэки кричали что-то в ответ, но под страхом смерти оставались на месте, сбившись в толпу. Комендант и начальник караула бегали вдоль колючей проволоки.
– Немедленно покиньте территорию лагеря! – рявкнул громкоговоритель, внося еще большую неразбериху. – Повторяю, немедленно покиньте территорию лагеря! Не сметь подходить к забору! Иначе будет открыт огонь на поражение!
Поначалу Митя даже не понял, к кому обращался невидимый диктор. К мертвецам из лазарета? К кому-то еще? Только спустя мгновение заметил, куда светят прожектора с вышек. Свет выхватывал из темноты силуэты, медленно бредущие к лагерю по дороге со стороны рабочего поселка. Некоторые были уже совсем рядом, тянули руки к проволочным заграждениям. С вышек открыли огонь, вспышки выстрелов мелькали во тьме как умирающие светлячки. Автоматные очереди вспахивали снег и твердую землю. Никто не падал. Наоборот, идущих становилось все больше, они раскачивали столбы забора, карабкались наверх прямо по кудрявым моткам проволоки, застревали, повисали, как огромные мухи в паутине. Другие лезли прямо по сородичам, подтягивались, взбирались на опоры вышек.
Митины конвоиры остановились. Другие мертвецы обогнали их и двинулись к плацу. Живые люди не обращали на них внимания, все были заняты боем с неизвестным противником. Митя во все глаза наблюдал за происходящим. Заключенные нападали на охранников, те отстреливались. Лежащих на земле становилось все больше. Они быстро поднимались и снова атаковали. Всюду раздавались выстрелы и крики. С вышки упал часовой, полежал несколько мгновений на снегу, поднялся, побрел в самую гущу бойни. Проволочное заграждение не выдержало, волна нападавших хлынула в лагерь, поглотила людей. Выстрелы на вышках смолкли. Одиночные очереди звучали тут и там, но и они оборвались. В толпе слышались крики и завывания людей, полные ужаса и отчаяния.
Покойники дернули Митю за руки, вывели из оцепенения, снова повели вперед. Он уже не сопротивлялся, послушно и обреченно переставлял ноги. Воздух вокруг плаца пах смертью – сладковато, тошнотворно. Под ногами хлюпала темно-красная каша. Стремительно остывающая на морозе кровь исходила едва заметным паром. На земле шевелились фрагменты человеческих тел. Верхняя часть туловища цеплялась пальцами за красный снег, тащила себя по земле. Рука с пистолетом сгибалась и разгибалась в локте. Уцелевший глаз на ободранном до черепа лице пристально уставился на Митю.
В центре плаца сгрудились уцелевшие люди – несколько десятков. Все вместе, арестанты и охранники. Перепуганные, залитые кровью с ног до головы. Дрожали, жались друг к другу. Их окружила толпа мертвецов. Недавние обитатели лагеря со свежими ранами и другие, в гражданской одежде, – жители поселка. Митя узнал одного по аккуратной рыжей бороде, в которой застыла длинными сосульками кровь. Вчерашний веселый геолог – не успел улететь, не дождался весны. Дорогой теплый полушубок был изорван колючей проволокой и следами от пуль. В толпе стояли и другие знакомые – Трибунов, Америка, Губа. Их бледная плоть закаменела на лютом морозе и зияла кровавыми ранами.
Мертвецы зашевелились. Подошли к пленникам, стали толкать их, заставляли идти, хватали, тащили за собой. Те кричали, сопротивлялись, пытались убежать, но покойники шли плечом к плечу – как стена. Толпа пошла через прорванные заграждения. На мотках колючей проволоки висел труп коменданта. Он медленно встал на ноги, туловище от груди до паха превратилось в сквозную дыру. Белый позвоночник с хрустом переломился, верхняя часть тела рухнула на землю, поползла вперед, загребая руками. Ноги остались стоять, сделали несколько осторожных шагов.