13 мертвецов
Шрифт:
– Димка! Димка!
– Я здесь, – ответил он.
Внутренности так бы и остались сжатыми, если бы не совесть. Она, проклятая, оживила его, чтобы он смог почувствовать, ощутить в полной мере горечь утраты. Ему вдруг стало невыносимо стыдно за слова, произнесенные пару часов назад. Что, мол, не нужна ему эта обуза, что лучше б он ребенка завел.
А отец просто взял и умер. Взял и лишил его этого выбора между двумя обузами. Мол, живи, сынуля, в свое удовольствие и не отказывай себе ни в чем. Никто теперь тебе обузой не будет.
– Дима, что с тобой? – Голос сестры доносился будто сквозь толстый слой ваты – с другого континента, из параллельного мира, где нет неблагодарных детей.
– Откуда ты узнала?
– Его друг позвонил…
– Почему, черт возьми, они мне не позвонили?! – не сдержался Дима.
– У тебя что-то с телефоном. Позвони им на отцовский номер, – добавила после небольшой паузы Неля.
Он раздумывал, звонить или нет. Может, люди уже спать легли, а может… К черту! Ты что, болван?! У тебя умер отец, а ты о чужом досуге беспокоишься? Звони!
– Он умер двадцать лет назад, когда бросил меня, – прошептал обиженный пацан внутри него. Дима помедлил еще какое-то время и все-таки набрал номер отца.
Трубку взяли после четвертого гудка. И он понял, что его звонка ждали. Как, возможно, его звонка ждал отец, умирая в больнице.
– Здравствуйте, это Дмитрий, сын…
– Здравствуй, Дима. – Мужской уставший голос. – Прими наши соболезнования, твой папа скончался сегодня во время операции.
Дима не знал, что говорят в подобных случаях. Мама умерла, когда ему было двадцать, и все соболезнования он помнил весьма смутно. В чем он был уверен, так это в том, что сил отвечать тогда у него не было, он просто сидел у гроба, глядя в никуда. Сейчас было что-то другое. Он не чувствовал той боли, той утраты. Если честно, то он ни черта не понимал.
– Хоронить его мы будем в четверг. – Ворвался в сознание Димы уставший голос. – Если сможете, приезжайте попрощаться.
Снова ступор. В такие минуты весь мир будто застывал вокруг. Дима погружался в свои мысли, но и они куда-то девались, и он оказывался в вакууме.
– Дима, что случилось?
Он поднял голову. В комнату вошла жена.
– Ира, мой отец умер. – Диму напугал собственный бесцветный голос.
– Как?
Другая бы на ее месте, услышав ответ на свой вопрос, отделалась набившим оскомину «прими мои соболезнования» и пошла смотреть дальше очередную муть типа «Давай поженимся» или «Пусть говорят». Но Ира не была другой и поэтому сразу же предложила:
– А нельзя тело отправить сюда, чтобы похоронить его на родине?
Дима наконец-то вспомнил, что на другом конце провода его ждут.
– Извините, а нельзя ли переправить тело?
И завертелось. Дмитрий решил ехать за телом отца сам. Воздухом отправлять – слишком быстро (они не успевали подготовиться к похоронам) и хлопотно. Самолет летел до Домодедово, а оттуда нужно было нанимать катафалк до Тулы. С поездом тоже беда – ближайшая отправка из Нальчика до Тулы была только двадцать четвертого июля. Почти через неделю после смерти. Не годилось. Оставались только грузоперевозки на видавших виды «газельках». И тут не обошлось без проблем. Суеверные все стали, с покойниками связываться не хотят.
Дима нашел одного добровольца на бирже в Нальчике. Его не смутил груз, но, завысив немного цену, он попросил деньги вперед. Дима не сопротивлялся и отдал затребованную сумму. Выехали они часов в пять вечера. Уже в машине Дмитрий набрал номер Ирины.
– Ну что там с кладбищем? – спросил он.
– Все нормально, – ответила Ира. – Место взяли, крест, венок и все, что нужно… Катафалк заказали. Слушай, Дим, а сколько вам ехать?
– Сутки. Наверное, сутки, – посмотрев на спидометр ревущей «газели», произнес Дмитрий. – К шести вечера подъедем.
– Ну, давай. Звони, а то мы тут тоже все переживаем.
«Когда он был живой, надо было переживать», – мысленно огрызнулся Дима.
Почему он так подумал? Ведь Ира к его отцу никакого отношения не имела. Она его даже не знала.
– Слышь, Димон!
Этот оклик оторвал его от размышлений. Дима вспомнил, что сидит в пропахшей потом кабине «газели».
– Да, – ответил он и вновь непроизвольно глянул на спидометр. Несмотря на рев, доносящийся из-под капота, машина больше семидесяти километров в час не выжимала.
– Ты дорогу знаешь? – спросил Мурад.
Дмитрий не то чтобы был шокирован этим вопросом. В Москве он насмотрелся на таких «водил». Там незнание города не избавило еще ни одного от желания заработать извозом. Но таксист – это одно, а перевозка грузов, тем более таких, как сейчас, – это другое. Его же не на день рождения позвали, не в караоке-бар и не в боулинг. Его ждут к определенному времени, и, как ни крути, он сейчас в центре событий. И он должен быть готовым к этому.
– Ты же сказал, что за пятнадцать часов доедем, – напомнил Дмитрий.
– Долетим, – кивнул водитель. – Я раньше просто дальше Ростова не ездил.
Дима едва сдержался, чтобы не закричать. Человек хватается за работу, требует деньги наперед, и… Вот почему он их взял сразу! Потому что за такой извоз он мог их не получить вообще. Искать другого времени не было, да и этот деньги вернет вряд ли. Дима сам видел, как Мурад передавал их какому-то мужчине еще в Нальчике.
– То есть до Ростова долетим? – не скрывая иронии, спросил Дмитрий.
– Обижаешь, брат, – взмахнул руками водитель.
Дима кивнул.
– А дальше я покажу.
Злость на парня прошла, когда он погрузился в воспоминания о детстве. Как ему сейчас казалось, он помнил все до мельчайших подробностей. Они жили как все – не худо, не бедно. Хотя сейчас Дима понимал, что жить как все совсем не значит жить в достатке. Да, им многого тогда не хватало, но «как все» воспринималось скорее как положительный статус. Черно-белый телевизор «Рекорд», который папа все время чинил, польская «стенка» и собрание сочинений Дюма на полках, пыжиковая шапка и каракулевый полушубок в шкафу – в общем, все как у всех. В сравнении с сегодняшним днем они были нищие, но те дни остались в памяти как счастливые. Потому что эти дни пришлись на его детство. Он не знал, назвала бы мама те дни, полные нужды, для себя счастливыми. Вряд ли, если бы она сейчас была жива, то наверняка не захотела бы вспоминать об АТП, в администрации которого ей приходилось по вечерам мыть полы, о подработках по выходным на основной работе. И все это для того, чтобы в семейный бюджет упал хоть еще один рубль. Вряд ли это для нее было счастьем – разрываться на части для того, чтобы жить как все. Да и для отца это… если бы был жив.