15 лет и 5 минут нового года
Шрифт:
Хотя на такого рода подарок Игорь бы не решился. И дело даже не в том, что я никого не была полной. Просто в доме и тогда и сейчас живет другая живность — собака.
— Ну не балерину же из бумаги дарить и не оловянное сердце.
Сердце он мне не подарил — очень так, скажу, расчетливо ходит который год у меня в любовниках, не беря на себя никакой ответственности, кроме одной — не осчастливить меня приплодом. Такие первоапрельские шутки у нас не прокатывают. На Новый год я предпочитаю получать в подарок кусок мыла ручной работы. Хотя мои мужчины почему-то прикладывают к подарку еще
— Тролль злой… — выдала я семь лет назад, пряча глаза.
Злилась не на подарок, а на него. Тролль влез в тот короткий период, когда я думала, что Игорь сделает мне предложение. Верила. Хотела. Да, когда-то давно я просто хотела замуж, а меня не звали. Потом поняла, что хочу выйти именно за него. Прекрасно понимая при этом, что не пара ему и что упакованный мужик никогда не женится на старой полунищей любовнице. Никогда. И это нормально. Мама была права:
— Уходи от него сама. Не жди, когда он тебя бросит.
Ушла сама. Впустила обратно тоже сама. Только бы мама не узнала. Мне тридцать пять, а до сих пор стыдно за неустроенную личную жизнь, которую я устраивать больше уже и не хочу. Совсем. Перегорело. Желание выйти замуж. Даже за него. Зато другое с ним пока не перегорело. Жду. И пока ловлю удачу за хвост. Или Игоря… Ну, тоже за х… вост.
И его тролля не выкинула, потому что верю в сказки. Дура великовозрастная, скажете. Что ж… Какая есть… Испугалась. И все эти годы осторожно протираю с коробочки пыль, никогда ее не открывая. Береженого, как говорится… Особенно поздней осенью. В ноябре не стоит призывать силы тьмы, они без всякого приглашения сами лезут в окна при звуке будильника.
Вчера, впрочем, я его не включила. Этим утром будильник без надобности. Игорь всегда уходит рано, стараясь не разбудить хозяйку постели. И будит…
Не умеют мужики ходить тихо. Только уходить молча умеют, не говоря, придут еще раз или этот был последним.
Игорь все пятнадцать лет возвращается. Почему на шестнадцатом году должен забыть дорогу в мой дом? Да потому что ему скоро сорок, а мне уже тридцать пять. Сколько можно? Когда-то же мы должны наконец расстаться окончательно. После Нового года? После прошлого не получилось. Впрочем, год был високосным. Там других проблем хватило с лихвой — с собакой, первая операция на глаза. Грядет вторая…
— Сейчас, Грета, сейчас… Только папочку твоего растолкаю.
Эта собака действительно мне как дочка. От Игоря. Зря папочка от нее отказался. Профукал пятнадцать лет счастья!
Что-то я раньше него проснулась — старость? Или… Который вообще час? Грета рано не встает. Ее труднее вытянуть с подстилки, чем ребенка в школу! Ну, по словам родителей — у меня-то детей нет, кроме Греты, но она уже старушка…
— Игорь, девятый час! — ахнула я, дотянувшись до лежащего на полу телефона.
Своего. Его лежал в кармане висящего на спинке стула пиджака.
Он не подскочил — даже глаз не открыл, хоть и заворочался. Я наклонилась к нему и…
— Игорь?
Опустила ладонь ему на лоб. Ну понятно, чего мне подле него было этой ночью так тепло!
— Игорь! — я затрясла его за плечи. — У тебя температура!
Не просыпается! Помирать тут собрался? Ведь всем известно, что от насморка и до кончины краток путь у любого мужчины.
Это он придумал, чтобы остаться у меня, да?
2. "Счастье!"
— Не понимаешь, что мне болеть нельзя? Я же половину микрорайона в парикмахерской перезаражаю…
— Да я ж не возражаю, чтобы ты никуда не ходила, — скривился Игорь от слов или от таблетки, не разберешь. — Раз боишься, отменяй всех клиентов. Я заплачу неустойку в твердой валюте. Ну что ты так на меня смотришь? Я что, специально? Да я сто лет не болел. И, знаешь, счастье, что заболел в твоей постели…
— О, да, счастье!
— Дома за мной некому ухаживать.
— Вызвал бы медсестру на дом!
— Я парикмахера на дом предпочитаю…
Нахал! И вот какого черта я согласилась на этого клиента? Пятнадцать лет стригу ему голову, а он мне все эти годы голову морочит… Нет, жениться никогда не обещал. Но в душе я, кажется, так и останусь его вечной невестой. Вот не идет он у меня из головы… Всех легко под зад ногой выставляю, а этого не могу… Или не хочу… Или хочу только его. А он хочет не только меня, а меня — слишком редко… Для меня! Но вот уже два года другого мужика у меня нет. И, кажется, уже не будет.
— Пей лекарство! Я не собираюсь устраивать у себя лазарет. Пойдешь на поправку, пинком под зад и домой!
Ну хоть словами это скажу.
— Тогда я лучше помру… У тебя. Не хочу домой. Там мне некому стакан воды подать… — и он скорчил рожу милого песика.
Да как с этим придурком серьезные мужики бизнес делают! Вот будь я мужиком, дел бы с ним никаких не имела. И будь я женщиной, нормальной, взрослой — держалась бы от него подальше. Но с ним я не сумела повзрослеть. Со всеми другими — великовозрастная стерва, а с ним — милая кошечка. Нет, рыжая лиса. Я же не признаюсь ему в любви. Вот еще… Хватит того, что говорю, что люблю, что он делает со мной в постели.
— Малина, ну улыбнись ты. Ну не конец света. Всего тридцать восемь…
— Тридцать девять! Тебе тридцать девять лет, а ты такой балбес!
— Да чем я балбес-то? Ну, Малина… Я же не специально тебе всю малину испортил. Кстати, а малиновое варенье при простуде не дают разве?
— Нет у меня варенья!
А, может, и есть… Вырвала у него из горячих рук пустой стакан и пошла на кухню. Посмотрела на стеклянную литровую банку со свежей настойкой из гвоздики. По-хорошему должна до вечера стоять. Но до вечера я еще заболеть успею. Процедила себе половину стакана. Пошла в ванную полоскать горло. Приму еще таблетку. Полезла за ней в шкафчик на кухне и наткнулась на банку. Ну да, с вареньем, малиновым. Домашнее. С дачи. Мамино! Знала бы, для кого его варила! Убила б… Или яду подсыпала. Крысиного. Для любимого Игорька.