17 м/с
Шрифт:
И — кстати. Где жители этого образцового поселения?!
— Больше жизни! — призвал всех режиссер.
И уехал в гетто. Потому что у него в гетто был отдельный барак с видом поверх колючей проволоки.
За три дня Саймон и разведчик (разжалованный за халатность в каптенармусы) так изгваздали деревню, что в нее было противно заходить. Они перекосили, а местами повалили плетень, вытоптали огород и залили свежую солому домиков так, что она побурела. Состав раствора они не выдавали, ссылаясь на ноу-хау. Они докатились до того, что пошли
Нас с Танькой отрядили собирать бэушную утварь. Утварь мы собирали под присмотром секретарши Белого Зулуса. Она, в отличие от Саймона, была настоящей черной зулуской сорока лет. И в отличие от него же единственным вменяемым человеком в его фольклорно-туристическом бизнесе.
Зулуска носила строгий английский костюм и сносно говорила на английском и зулу.
У нее было измученное заботами лицо. Потому что она взвалила на себя ответственность не только за сомнительное дело Саймона. Она тащила на своих плечах четверых детей, а также престарелую тетушку с ее маргинальным супругом. Собственно, к этой чете она нас и привезла в первую очередь. Она хотела помочь тетушке, потому что муж ее был совершеннейшим пропойцей и менял утварь на пальмовую водку.
Мы хотели поменять утварь на доллары, а это сильно меняло дело.
Старик завел нас в хижину, которая смотрелась гораздо аутентичнее изгвазданных каптенармусом домиков. Там было темно, на полу валялось какое-то немытое тряпье. Кухня была тут же: очаг, укрытый листами железа. На верхнем стоял чугунок со стряпней.
Танька сказала, что нам нужен такой же чугунок — закопченный и местами проеденный ржавчиной. Старик ее понял по-своему. Он выплеснул варево во двор, совершенно не обращая внимания на причитания своей многотерпеливой супруги. И вручил его нам в обмен на пятерку. Старуха понуро стояла у лужи своего варева. Потому что женщина в этих местах — никто. Но мы все-таки потихоньку дали ей десятку. Она немедленно сунула десятку в лифчик. Для приличия мы взяли изъеденную до трухи садовую лестницу и ногу целлулоидной куклы.
Мы еле втиснули эту чертову лестницу в пикап, утешая себя тем, что она станет апофеозом аутентичности.
А потом мы шарились по помойкам зулусских деревень. Мы оставляли машину в зарослях кукурузы и потихоньку пробирались на помойки. Там мы добыли осклизлое корыто, фрагменты деревянных тарелок и щербатый чугунный утюг. Утюг нам дался труднее всего. Потому что он валялся среди куриных потрохов. Танька чуть не плакала, она была готова пожертвовать находкой, лишь бы не лезть в отходы. Но мы нашли в сумке презервативы и натянули их на руки.
И вот тут-то нас поймал шаман.
Шаман был жителем этой деревни. И это был его утюг, его корыто, но, главное — это были его потроха!!! И он не желал вот так запросто отдать свою собственность людям с перепонками между пальцев! Потому что эти люди вполне могли составить ему конкуренцию, используя эффективную магию гадания по внутренностям.
Нам пришлось вступить с шаманом в самый дружественный контакт. Мы дали ему двадцатку.
И получили бонусную пробитую кастрюлю, черпак и старую кроличью шапку. (Забегая вперед, скажу, что шапка
Слово за слово, мы отдали ему презервативы. Его ничуть не смутило, что они были использованы для копания в мусоре.
Напоследок шаман так расчувствовался, что решил нам погадать. Зулуска нас всячески отговаривала. Потому что у нее заканчивался рабочий день, и ей надо было забирать из школы младших. Но шаман затащил нас в хижину.
Он сказал, что будет гадать самым древним в мире гаданием, достал мешочек и рассыпал по полу камешки.
Среди камешков затесался стеклянный шарик. Откуда он — ума не приложу. У меня такой закатился под шкаф в детстве.
А еще там была крышка от пепси-колы. Шаман объяснил, что долго думал, как обозначить в древнем зулусском гадании белого человека. И однажды духи подсказали ему простое и гениальное решение. Но крышка все равно сильно девальвировала гадание. Впрочем, нам не выпало ничего нового.
Чего не скажешь о судьбе гения Шилова. Потому что она резко дала крен. Причем в самую кошмарную сторону. Гений беспечно взял ответственность за деревню и теперь за это расплачивался.
То есть первые три дня, пока каптенармус и Зулус придавали деревне жизненности, гений медитировал на стожке за плетнем. Но на четвертый день Белый Зулус договорился с жителями ближайшей деревни и взял у них в аренду скот. Этот скот погрузили в два грузовика и привезли в деревню. Белый Зулус и каптенармус загнали кур в ограду, а коров поставили в загон.
Потом они уехали, потому что заслужили право на отдых. А гению приказали стеречь скот до ночи, пока заповедник не закроют. А то народ здесь вороватый, а скот — главная валюта.
Гений Шилов поглядывал на мирно пасущееся поголовье и ждал, когда за ним приедет машина. Машина приехала, когда солнце клонилось к горизонту. В машине сидел хозяин заповедника.
Он выпучил глаза на кур и коров. Он надеялся, что это кошмарный сон. Но это была реальность, самовольно доставленная сюда Белым Зулусом.
С этой реальностью владелец заповедника наотрез отказался мириться. Он сказал, чтобы все эти куры и коровы убирались отсюда к чертовой матери. Потому что они нарушают экобаланс. Они привлекут сюда хищников — и это куда ни шло — пусть хищники сожрут всю эту скотину, а заодно и тех, кто свалился ему на голову из бескрайних сибирских саванн.
Гораздо хуже, если коровы привлекут куду! И эти куду начнут скрещиваться, как подорванные! И наплодят выблядков, которые уничтожат реноме столь аутентичного заповедника.
Гений Шилов, насобачившийся на многодневных медитациях, спокойно объяснил экологисту, что он присматривает за личной жизнью скота и не допустит мезальянсов.
— А ночью? Кто будет контролировать личную жизнь скотины ночью? — не унимался владелец.
Тут Шилову ответить было нечего. Потому что оставаться одному со скотиной в заповеднике, кишащем голодными хищниками и вожделеющими куду, ему не хотелось. Ему хотелось в гетто.
Но он туда не попал. Потому что владелец заповедника развернул машину и крикнул напоследок: веди скотину к выходу! Тогда и машина будет!