1812. Русская пехота в бою
Шрифт:
«Начальство под Бородином было такое, какого не скоро опять дождемся. Чуть бывало кого ранят, глядишь, сейчас на его место двое выскочат. Ротного у нас ранили, понесли мы его на перевязку, встретили за второй линией ратников. «Стой!» кричит нам Ротный (а сам бледный, как полотно, губы посинели). «Меня ратнички снесут, а вам баловаться нечего, ступайте в батальон! Петров! Веди их в свое место!» Простились мы с ним, больше его не видали. Сказывали, в Можайске его Французы из окна выбросили, от того и умер. А то Поручика у нас картечью ранило. Снесли мы его за фронт, раскатываем шинель, чтоб на перевязку нести. Лежал он, с закрытыми глазами: очнулся, увидал нас, и говорит: «Что вы, братцы, словно вороны около мертвечины собрались. Ступай в свое место! Могу и без вас умереть!» Как перешли мы за овраг, после Багратиона, стали мы строиться. Был у нас Юнкерок, молоденький, тщедушный такой, точно девочка. Ему следовало стать в 8-м взводе, а он, возьми, да в знаменные ряды и стань. Увидал это батальонный Командир, велит ему стать в свое место. «Не пойду я, говорит, Ваше Высокоблагородие, в хвост, не хочу быть подлецом: хочу умереть за Веру и Отечество». Батальонный у нас был строгий, разговору не любил; велел он Фельдфебелю поставить Юнкера на свое место. Взял его, раба Божьего, Иван Семенович за крест [за перекрестие перевязи и портупеи на груди. — И.У.], ведет, а он туда же, упирается. Когда б не такое начальство, не так бы мы и сражались. Потому что какое ни будь желанье и усердье, а как видишь, что начальство плошает, так и у самого руки опускаются. А тут в глаза всякому наплевать бы следовало, если бы он вздумал вилять, когда он видит, что отрок, и человеком его назвать еще нельзя, а норовит голову свою положить за Веру и Отечество. Да вилять никто и не думал» [136, с. 118].
И вслед за участником грандиозной баталии мы лишь можем повторить эпитафию всем знаменитым и безымянным героям:
«Мир вашему праху, благословенные сыны России! И вечная память потомства, которому огонь Бородинского сражения будет неугасимо поднебесною лампадою светить… призывая к поклонению вам, спасители Отечества» [126, с. 185].
ВЕРЕЯ И ТАРУТИНО
Отступление русской армии через Москву и последовавший марш-маневр, завершившийся размещением в Тарутинском лагере, сопровождались рядом арьергардных боев, в которых участвовали егерские полки. Вторая же половина сентября принесла некоторое затишье на главном направлении. Наполеон в Москве тщетно ожидал мирного соглашения, многие корпуса Великой армии занимали территории вблизи древней русской столицы.
17 сентября в небольшом городе Верее близ Можайска был размещен постоянный неприятельский гарнизон — 1-й батальон 6-го линейного полка из состава 8-го (вестфальского) корпуса А. Жюно. Под руководством полковника Л.В. Конради на небольшой возвышенности, господствующей над городом, было возведено укрепление: небольшое плато обнесли бруствером с палисадом, а в стенах стоявших на плато зданий пробили амбразуры. Вестфальцы занялись заготовкой провианта для армии. М.И. Кутузов решил уничтожить отдаленный вражеский гарнизон. Располагая сведениями о численности и позициях неприятеля и стремясь обеспечить успех дела, он включил в состав отряда генерал-майора И.С. Дорохова довольно большое количество пехоты: батальон егерей 19-го полка и по 2 батальона Вильманстрандского и Полоцкого пехотных полков (один из батальонов Полоцкого полка был затем оставлен в Боровске). В среднем, каждый русский батальон к этому времени насчитывал 400-500 человек. Во избежание излишнего шума и неразберихи Дорохов сформировал три группы, в каждую из которых было выбрано по 200 человек одного полка; 600 ранцев атакующих групп остались под присмотром выделенной роты [42, с. 151]. Ранним утром 28 сентября отряд подошел к городу и в 5 часов начал штурм. Тьма и ненастье стали союзниками русских. Дорохов приказал начальнику штурмовых отрядов полковнику Н.В. Вуичу (шефу 19-го егерского полка) «спускаться в город от Калугской заставы и атаковать с Богом штыком не делав ни одного выстрела и не кричав ура». В голове колонн шли проводники из жителей города, которые отказались укрыться за спинами солдат. В полной тишине штурмующие незаметно подошли к укреплению. Колонна Полоцкого полка под командой штабс-капитана Артемьева 2-го атаковала прямо через вал; очевидно, колонны имели штурмовые лестницы, позволившие преодолеть палисад. Первым в укрепление проник прапорщик Сомов. Колонна егерей, изначально направленная на мост, обнаружив «большие внутренние укрепления», защищаемые вестфальской гренадерской ротой, переменила дирекцию и также взошла на вал. Колонна Вильманстрандского полка присоединилась к первым двум чуть позже. Штурмовые колонны блокировали основную массу противника в каменных зданиях церкви и присутственных мест («ратуши») и наконец сломили сопротивление гренадеров у моста, причем командовавший вестфальской ротой капитан получил 17 штыковых ран. Полковник Конради вспоминал: «Ведомые жителями Вереи, два батальона подобрались сзади к флигелю ратуши и овладели им, находившийся там слабый гарнизон был подавлен. Отсюда русские с помощью штурмовых лестниц взобрались на крышу главного здания, содрали ее и толпами ворвались сверху внутрь. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. Мы упорно защищали каждую комнату…» [131, с. 59]. Сбитый с ног Конради издал масонский клич, и — о чудо! — оказавшийся в рядах русских офицер-масон (возможно, М.Ф. Орлов, будущий декабрист) остановил штыки и отвел полковника к Дорохову. Рядовой Вильманстрандского полка Старостенко захватил неприятельское знамя, за что был произведен в унтер-офицеры и награжден Знаком Отличия ордена Св. Георгия. Две роты, засевшие в церкви, по приказу Конради положили оружие. Рота Вильманстрандского полка и гусары очистили от неприятеля городские постройки. Вестфальцы в этом бою потеряли 2 офицеров и 49 солдат убитыми, практически все оставшиеся в живых попали в плен. Потери победителей так и остались неизвестными; во всяком случае, количество убитых превышало 30 человек. Подошедший через несколько часов немецкий отряд не осмелился атаковать русских и ретировался к городку Борисов.
Эта весьма скромная по масштабам победа вкупе с удачными действиями партизанских отрядов способствовала началу морального возрождения русской армии, нравственные силы которой, казалось, были безвозвратно подорваны ужасами Бородинской резни и оставлением Москвы. В Тарутинском лагере армия каждодневно укреплялась и физически, получая немалые подкрепления и пользуясь выгодами обильного снабжения и относительно безмятежного отдыха.
Прошло три недели после организации лагеря, и стало совершенно ясно, что русские войска в сердце страны вновь обрели боевую мощь, достаточную для продолжения активных действий. И первым эту мощь должен был испытать на себе авангард Великой армии под командованием маршала И. Мюрата. Впрочем, в сражении, развернувшемся 6 октября у реки Чернишня и деревни Винково, русские военачальники не проявили должного старания, и
Мюрату удалось избежать полного разгрома. Из состава пехоты непосредственно в бою приняли участие лишь егеря 20-го, 4-го и 34-го полков. Шедший во главе колонны 2-го корпуса генерал-лейтенант К. Ф. Багговут был убит одним из первых ядер, выпущенных артиллерией французов, что и привело в замешательство весь корпус. 20-й егерский полк майора Горихвостова, оказавшийся на пути отступления неприятеля, подвергся атаке польской кавалерии и понес существенные потери. Польский офицер вспоминал: «[Русские колонны. — И.У.], выдвинув своих стрелков, успели сформировать каре. Наша кавалерия (5-й конно-егерский и 13-й гусарский полки. — И.У.) немедленно атаковала их на рысях и разбила два каре. Следовало удивляться упорству, с которым дралась молодая русская пехота. Я видел лежавших на земле раненых стрелков, которые поднимались, когда мы проходили мимо, и стреляли в нас. Приходилось добивать их, чтобы они не могли принести нам еще больше вреда…» [58, с. 251]. Вероятно, речь в данном случае шла о небольших ротных каре 20-го полка; в целом же полк не только отразил атаку кавалерии, но и захватил орудия. В своем письме Р. Вильсон отмечал, что «неустрашимость и твердость двух русских егерских полков… заслужили всеобщую похвалу и фельдмаршал велел раздать им по 5 руб. на человека» [72, с. 220].
В результате сражения авангард Мюрата потерял до 4 тысяч человек, 38 пушек, обозы и 1 кавалерийский штандарт; наши потери достигали 1500 человек убитыми и ранеными. Достаточно неуклюжие действия армии М.И. Кутузова в этот день тем не менее ознаменовали собой начало завоевания русскими стратегической инициативы.
ВТОРОЕ СРАЖЕНИЕ У ПОЛОЦКА
Ровно через два месяца после первого сражения у Полоцка, к городу вновь подступили русские войска. 2-й и 6-й корпуса Великой армии к этому времени успели укрепить свои позиции, но в то же время соотношение численности противоборствующих сторон кардинально изменилось: у П.Х. Витгенштейна теперь было до 40 тысяч человек, к нему же подходил 10-тысячный корпус Ф.Ф. Штейнгеля, а в двух французских корпусах насчитывалось не более 18 тысяч.
Основные силы Витгенштейна двигались к городу двумя колоннами, или «корпусами». Первый, командование которым было доверено генерал-лейтенанту Г.М. Бергу, был составлен из «пехотных полков 5-й дивизии, запасных батальонов гренадерских полков гвардейского резерва, сводного кирасирского и гвардейских полков 3 эскадронов, Ригского драгунского полка, из батарейных рот № 5, 14-й легкой, № 27, 8 орудий конных № 23, 6 № 3. Авангард оного корпуса под командою генерал-майора Балка, составленного из 25-го и 26-го егерских полков, запасного батальона Кексгольмского пехотного и 4-го эскадрона Гродненского гусарского полка, казачьего Родионова 2-го и 6 орудий конной роты № 3. Другой корпус под командою генерал-лейтенанта кн. Яшвиля составлен был из пехотных полков 14-й дивизии и прикомандированными дружинами С.-Петербургского ополчения, из батарейных рот № 27, 28 и 50, из легких № 9, 26 и 27 и авангард генерал-майора Властова, состоящий из 4 эскадронов Гродненского гусарского полка, из казачьего Платова 4-го полка, из 23 и 24-го егерских полков с прикомандированными к ним 9-й и 1-й дружинами С.-Петербургского ополчения и из конной роты №1» [120, т. 19, с. 273].
5-го октября авангард корпуса Берга опрокинул заслон неприятеля у села Юревичи, причем егеря 26-го полка переправились через реку по мосту, который вражеские солдаты пытались поджечь. Преследование противника велось силами кавалерии, а также роты 26-го егерского полка и роты Кексгольмского пехотного полка. Вторую ночь лил холодный осенний дождь, и дороги превратились в грязное месиво, препятствующее движению.
Утром 6-го октября авангард Балка продолжил наступление; 26-й полк шел вдоль берега Полоты, а 25-й полк и батальон кексгольмцев — по дороге. Русская кавалерия опрокинула несколько эскадронов французов, но сама подверглась атаке и отступила. Гусары, преследуемые французскими кирасирами, неслись прямо к цепи роты 26-го полка под командованием Антоновского, который вспоминал: «…Мои егеря не были безопасными от французских волосатиков — так солдаты их называют. Я вступил в топкие места болота, но оказалось, что трясин в нем не было. Я углубился далее, взошел в воду, ожидал неприятеля… Пропустив свою конницу, я залпами открыл огонь по волосатикам, некоторых опешил, других с коней свалил.
Однако кирасиры, сначала как бы не ощутив того… летели за гусарами. Еще два залпа, довольно удачные, и, потом, батальный огонь. Кирасиры приостановились, взглянули на нас, поворотили назад на рысях… Когда миновала опасность, казаки и гусары раненых и спешенных нашими выстрелами кирасир подобрали и с трофеями пленных отправились в свои полки» [78, с. 154, 155].
После этого рота Антоновского подверглась атаке батальонной колонны французов. Русский офицер присоединил к своим бойцам часть роты Кексгольмского полка, разделил всех на три взвода и открыл пальбу плутонгами. Противник приостановился, развернулся во фронт и также разделился на три части, попытавшись обойти русских с флангов. Егеря отступили к сараям и продолжали вести огонь из-за штабелей кирпича, нанося немалый ущерб французам; по словам Антоновского, он «среднюю часть смельчаков остановил и принудил рассыпаться в стрелки, ибо в колонне стало невыносимо им». И все-таки обходное движение французов вынудило егерей покинуть сараи и отступить на более выгодную позицию.