1876
Шрифт:
— Ну что ж, я послал бы официанта в кабинет наверху и попросил бы его спуститься.
— Он вам нравится?
— Он не может не нравиться, — сказал Нордхофф.
— Он тоже продажен? — осведомился я.
— О, папа! Неужели ты до сих пор не понял?
Нордхофф сначала немножко полаял, а затем сказал:
— Да, но он умеет при этом сохранить стиль. Я думаю, что это самый интересный человек в столице.
Остаток вечера — а осталось совсем немного, потому что Эмма и я падали от изнеможения, — мы обсуждали проблемы протокола. Даме, приезжающей в этот город, надлежит оставаться дома и ждать, когда дамы ее положения нанесут ей визиты; чаще всего это даже не визит, а ритуальная визитная карточка. Нордхофф считает, что Эмме, как особо знатной персоне, нанесут визит жены членов кабинета министров и дипломатического корпуса. Остается вопрос, как быть с госпожой Грант. Нордхофф обещал выяснить и сообщить, должна ли Эмма первой посетить ее или ждать, когда ее осчастливят.
Наш гостиничный номер не идет ни в какое сравнение с тем, что мы имели в «Пятой авеню», но мы слишком устали, чтобы даже думать об этом. С тревогой я обратил внимание на москитную сетку над нашими кроватями, а Эмма — с облегчением — не железную сетку на окнах. Она легла, с трудом выдавив из себя «спокойной ночи».
Я же заставил себя еще довольно долго бодрствовать, чтобы все это записать.
Сколько впереди работы!
2
Я наконец отправил свою первую статью в «Геральд»; Нордхофф по-прежнему сама любезность, он мне очень помог. Президент тоже в значительной степени способствовал моему дебюту в качестве вашингтонского корреспондента: вчера опубликованы его письменные показания суду в Сент-Луисе. Многословная и путаная защита Бэбкока вызвала здесь сильнейшее замешательство администрации и с нескрываемой радостью встречена оппозицией. Президент, очевидно под присягой, вновь и вновь повторяет: «Я всегда глубоко верил в его честность… Я никогда не слышал ничего такого, что могло бы эту веру поколебать; разумеется, мне известно, что в настоящее время он находится под судом».
Президент знает куда больше, чем говорит. Во-первых, утверждает Нордхофф, Грант принял по крайней мере один подарок от спиртных жуликов. Два года назад предводитель шайки генерал Макдональд преподнес ему пару чистокровных лошадей с двухместной линейной коляской и позолоченную сбрую. Президент заплатил за это Макдональду три доллара, а Макдональд вручил президенту расписку на тысячу семьсот. Таков один из способов обогащения наших лидеров. Однако Грант считает, что Союз, который он спас, ему недоплатил, и часто говорит о деньгах и недвижимости, которыми благодарная Англия одарила Мальборо и Веллингтона за их военные подвиги. Озлобленный тем, что он не получил свой Бленхеймский замок, Грант ныне полагает лишь справедливым принимать все, что ему преподносят, невзирая на личность дарителя.
Я отправил эту статью в Нью-Йорк утренним поездом и только что получил от Джейми телеграмму, которую мне лично вручил Руз. «Отличная работа», — гласил текст. Поэтому теперь я более уверенно чувствую себя в Вашингтоне, в этих пышных африканских джунглях, что столь милы сердцу моей дочери.
Однако я совсем не уверен в том, как отразятся мои очерки на нашей социальной жизни в этом городе. По настоянию Нордхоффа Эмма нанесла вчера визит госпоже Грант, которая держалась весьма надменно, хотя, по оценке Эммы, это типичная жена богатого фермера, да к тому же косоглазая.
— Она милостиво «разрешила» нам наслаждаться Вашингтоном и обещала, что пригласит нас на следующий большойобед.
— Если президент прочитал, что я о нем написал, нас не пустят на порог Белого дома.
— Но ты был так тактичен, папа. — Эмма внимательнейшим образом прочитала все, не пропустив ни строчки. Мы оба решили, что мои размышления будут более сильными, если я опишу эти круги коррупции простым, неприхотливым стилем, как это делается в поваренных книгах. Я думаю, быть может нескромно, что все получилось очень интересно; конечно, это ничуть не похоже на тот евангелический стиль, каким пишет большинство американских журналистов, с такой крикливостью обнаруживая свои партийные пристрастия, что, даже когда пишут правду, кажется, что они лгут или, того хуже, куплены с потрохами.
Эмма имеет немалый успех. Ей нанесла визит сама госпожа Гамильтон Фиш. Как жена государственного секретаря, она возглавляет здесь светское общество. Она к тому же еще и нью-йоркская grande dame [45] и связана сложными родственными узами — с кем бы вы думали? — с Эпгарами. После того как госпожа Фиш оставила свою визитную карточку, ее примеру последовали жены остальных членов кабинета. А что касается юной, прекрасной госпожи Уильям У. Белнэп, то она посетила Эмму лично, поскольку, кажется, четыре года назад встречалась с нею в Париже. Белнэп — военный министр, он когда-то был женат на сестре госпожи Белнэп. Когда та умерла, он женился на очаровательной «Киске», как называют госпожу Белнэп даже те, кто с ней не знаком. Эмма припоминает, что в Париже она произвела впечатление несколько вульгарное. «Очень gamine [46] , но такое забавное существо в стиле Дальнего Запада».
45
Знатная дама (фр.).
46
Озорная, задорная (фр.).
Так или иначе, сегодня вечером знаменитая Киска заехала за нами и повезла обедать в свой дом на Джи-стрит. Кстати, Эмма постоянно обращает внимание на то, что у этих великих людей совсем крошечные дома.
— Это столица в миниатюре.
— Но столица очень большой страны.
— Тем более странно, что они живут в таких маленьких, тесных, лишенных воздуха домах. — Эмма скорчила гримасу. — Эти знаменитые правители твоей великой страны к тому же очень редко моются. А мужчины, похоже, никогда как следует не чистят свои сюртуки и брюки. — Должен сказать, я тоже обратил внимание на тяжелый запах, который сопутствует шумным вашингтонским сборищам. Дамы разумеется, изрядно пропитаны французскими духами, а некоторые мужчины, но далеко не все, пользуются eau de Cologne. Мыло, однако, здесь не в чести. Я заметил, что у Блейна черные ногти, а часть шеи Нордхоффа, видимая над безукоризненным воротничком, испещрена тонкими серыми полосками, похожими на штрихи серебряного карандаша Леонардо.
Киска Белнэп, однако, благоухает, как сиреневый сад; большая часть дам за сегодняшним обедом были очень хороши собой, хотя и несколько простоваты. Дом буквально напичкан французской мебелью, и хозяйка очень этим довольна. Эмма бесстыдно ей льстила и ничем не выдала, что, как она мне только что сказала, «все в этих комнатах выглядит неуместным. Но какая уйма денег в них вложена! Правда, одевается она хорошо». Высший комплимент в устах Эммы.
Военный министр — коротышка, грудь колесом, кучерявая рыжая борода; манера держаться самая располагающая.
— Я слышал, вы пишете о бедняге Орвилле. Не решаюсь спросить, что именно вы написали.
Я не был готов к этому заданному в лоб вопросу.
— Ничего особенно страшного. Я лишь пытался разобраться в том, что происходит. С юридической точки зрения в деле много неясного.
— Орвилл жаден. — Второй раз я слышу это слово применительно к секретарю президента. — Но это отличный парень. Он вам понравится. Кстати, он живет рядом с нами.
— Вы полагаете, что его оправдают?
— Думаю, лучше спросить генерального прокурора. — Сей государственный муж оказался в этот момент рядом со мной. Мистер Г. X. Уильямс (или генерал Уильямс, как принято величать генерального прокурора) не склонен был ничего мне рассказывать.
— Вряд ли, сэр, я имею право комментировать дело, в настоящий момент разбираемое судом.
— Я просто заинтересовался вашим распоряжением, запрещающим суду проявлять снисхождение к обвиняемым, которые пожелали бы…
— Сэр, это оружие обвинения я никогда не одобрял. Оно попахивает шантажом, взяткой.