19 Длинная ночь

Аусиньш Эгерт

Хайшен, одним взглядом спросив разрешения, устроилась в кресле у камина, направила взгляд на огонь и погрузилась в размышления. Молчал и князь. Наконец, тихонько булькнул его комм, и Айриль сказал "мастер, мистрис Полина идет к тебе, будет через два промежутка".

Разумеется, она была не против, и больше того, ее лицо осветилось интересом, а после болезни это было большой редкостью. Хайшен спросила, хочет ли она, чтобы присутствовал князь.

– Зачем?
– удивилась Полина.
– Пресветлый князь, у тебя без этой рутины мало дел?

– Гм, - ответствовал пресветлый князь.

– Ну серьезно, - продолжила она, - тут целый отряд дознавателей, часть из них точно свободна,

зачем тебе тратить на это время? Если кто-то из моих кураторов должен присутствовать, то досточтимого Айдиша вполне довольно, мне кажется.

– Ну хорошо, - вздохнул Димитри.
– Надеюсь, ты не против присутствия графа Дейвина?

– Ну если ему это зачем-то нужно...
– Полина недоуменно пожала плечами, потом спохватилась, - ой, да. Ему же еще с полицией потом объясняться. Да, конечно, я не против. Когда вы хотите?

– Через час?
– улыбнулась Хайшен.

– Да, отлично. Куда подойти?
– быстро спросила Полина.

– В лабораторию в цокольном этаже. За тобой придут, чтобы проводить, - ответила досточтимая. Ее забавлял энтузиазм, с которым Полина относилась к предстоящему исследованию.

Через час Полина снова шла в крыло аристократов, на этот раз в сопровождении какого-то юноши в серой тунике. Они миновали холл, спустились по лестнице вниз, но повернули в другую сторону, не в ту, куда Полина шла обычно, чтобы присутствовать при беседе Хайшен с маркизом да Шайни. В лаборатории, большой комнате без окон, стоял стол, несколько стульев и кресло, похожее на стоматологическое, с опускающимся подголовьем и поднимающимся изножьем. Войдя, Полина улыбнулась Хайшен, поздоровалась с Дейвином, который не выглядел особенно довольным, и пожелала доброго вечера всем присутствующим. Их было двое. Тот, который привел ее, тоже остался. Он представился Кулейном, следователем, и представил еще двоих, Мэнлига и Таллена. Мэнлиг был менталист, а Таллен аналитик.

Полина выслушала его и кивнула на кресло:

– Мне сесть сюда?

– Нет, зачем, - ответил Кулейн.
– Оставайтесь с нами за столом, вы же не собираетесь вредить нам.

Некоторое время они потратили на разговоры про вкус чая, цвет стен и прочие детали и подробности, в которых Полина предполагала попытку саалан сориентироваться в ее восприятии. Потом она заметила, что шутки и веселье, царящие за столом, как-то не похожи на рабочую атмосферу.

– Подождите, - сказала она.
– Как это все относится к вашему рабочему процессу?

– Я просто хотел сделать тебе удобнее, - сказал Мэнлиг, рыжеватый блондин с веснушками на носу и на руках.
– Тебе предстоит припомнить день твоего ареста очень подробно.

– Мне кажется, что так это будет довольно долго, - сказала Полина.
– Позвольте, я сама сделаю себе удобно.

Кулейн насторожился после этих слов и приготовился к сюрпризам, посмотрев на вдруг подобравшуюся, как перед прыжком, Хайшен. Вновь сосредоточившись на сознании допрашиваемой, он вдруг увидел, что она подняла голову и смотрит в потолок, дыша слегка замедленно, и полностью открыта, до самого дна души, как будто находится вообще одна в этой комнате и погружена в свои мысли. А перед ее глазами утренний тускловатый серый свет какого-то дня, давно прошедшего для нее, и в этом свете незамысловатым узором плетется песенка с очень простыми словами. "Не сойдутся никогда зимы долгие и лета, у них разные привычки и совсем несхожий вид, не случайны на земле две дороги, та и эта..." Затем Кулейн вдруг увидел, как нечто, происходящее с ним и прямо теперь, белесовато-розовые плитки на полу, падающий на них коммуникатор, у которого отлетает крышка и выпадает какая-то часть конструкции, и раскрытую

женскую ладонь перед своими глазами. Он вздрогнул, увидев эту же ладонь, держащуюся за край стола напротив.

– Простите, мистрис, я не успел за вами. Давайте вернемся на несколько минут назад.

Она кивнула, не глядя на него. Кулейн тихо сказал аналитику Таллену:

– Начинай.

– Мистрис, какой день ты сейчас вспоминаешь?
– послушно включился Таллен.

– Тот, о котором вы спрашивали, - сказала Полина, глядя в потолок.

Мэнлиг написал на доске то, что она подумала, но не сказала.
– День моего ареста. День, когда меня пришли забрать, чтобы убить.
– Помолчав, она назвала дату, - второе апреля этого года.

Таллен заносил записи с доски в журнал вместе с ответами Полины.

– Чего ты так боялась в это утро?
– спросил Таллен.

– Того, что и случилось, - ответила Полина.

Предать друзей. Не выдержать давления. Потерять контроль. – записал Мэнлиг.

– Обыска и допроса, - договорила она

– Ты понимаешь, что мы слышим все, что ты не произносишь?
– уточнил Кулейн.

Надеюсь, что слышите, а не додумываете, – вывел Мэнлиг мелком на доске.

– Я предполагаю, что это возможно, да, - согласилась Полина.

– Почему ты думала, что тебя убьют?
– продолжил Таллен.

Других вариантов для политических противников не бывает. Особенно если есть интерес к их имуществу,– записал менталист.

– Потому что по нашим законам политическое сопротивление власти подавляется именно так, - ответила она.

– Почему не иначе?
– спросил Кулейн.

– Репрессии красного террора, без которого не выжила бы страна. Репрессии двадцатых годов, без которых не было возможности налаживать производство. Репрессии и партийные чистки тридцатых. СМЕРШ. Игры разведок пятидесятых годов. Игры разведок времен холодной войны. – Записывая, Мэнлиг поморщился: ему было многовато информации и мало места на доске. Дейвин взял карандаши и начал чертить схему.
– Потому что политический противник с деньгами или материальным благами в руках опаснее противника с оружием, - сказала Полина.
– Им нельзя было оставить меня в живых. Наш рынок нужен был бюджету края.

– Ты считала законным все, что с тобой происходило?
– уточнил Кулейн.

Десять часов допроса подряд с отказом в доступе к воде? Конечно, нет. Особенно на третий день и дальше, – написал Мэнлиг. Дейвин скрипнул зубами, надеясь, что не слишком мешает отряду работать. Хайшен неодобрительно покосилась на него.

– Это не было законно, - произнесла Полина.
– Это было ожидаемо.

– Почему ты согласилась с этим?
– спросил Таллен, макая перо в чернила.

Германия тридцатых, Италия и Испания... Япония времен второй мировой... Греко-турецкий конфликт на Кипре... Боснийская и Косовская войны,– написал менталист.

– Это...
– сказала Полина вслух и задумалась. Мэнлиг снова начал строчить на доске, - французские макизары второй мировой, коммунистическое движение Испании, варшавское гетто, русская алия семидесятых, украденные дети Аргентины, чилийские армейские репрессии семидесятых, сироты Дюплесси...– менталист громко сглотнул и взялся за висок свободной рукой.
– Это такой формат несогласия, - наконец ответила Полина.
– Другой не был бы действенным.