1942-94. Заложник времени
Шрифт:
– Спишь, Наумов? – неожиданно раздался голос Дымова.
– Нет.
– Тогда давай ко мне, – предложил он. – Поговорим.
Он направился к мешкам с песком, где у Дымова был сооружен небольшой командный пункт.
– Ты присаживайся, не стесняйся. Субординация отменяется, тогда, когда этого захочет командир, – старший прапорщик плеснул из чайника в стакан спирт и, пододвинув ближе к Ивану, приказал: – Пей!
Тот выпил, аккуратно закусил тушенкой и спросил:
– Сигарету разрешите, товарищ прапорщик?
– Перестань, все, что на столе – бери не стесняясь. Может, последний день живем. Кто его знает?
Наумов
Выпили еще по паре, и Дымов, понимая особым чутьем, что перед ним не совсем обычный солдат-контрактник, не выдержал и спросил:
– Я уже говорил, что не мое это дело, но, убей, хочется знать, кому спину подставляю. Двадцать лет родине отдал. Дома жена и дети ждут, а я тут загораю. Хорошо, пока спокойно, стреляют редко. Может, дотяну до срока, целый домой вернусь. Не хочется малых сиротами оставлять. Хотя, сам виноват. Запил понимаешь, но как не запить, когда такое кругом творится – не угла своего нет, ни достатка в семье. Денежное содержание месяцами не выплачивали, жена совсем запилила.
– Понимаю, в жизни всякое случается, – кивнул Наумов. – Главное, духом не падать. А обо мне и рассказывать нечего. Я ведь лейтенантом был. А потом стандартная постперестроечная история – недостача в роте, сшили дело и в тюрьму. Звания конечно лишили. Вышел – работы нет. Да и что кадровый офицер умеет делать? Поскитался, помыкался, затем решил, что лучше в армию – рядовым, чем в бомжи. Так, тут и очутился.
– Достойная альтернатива, – кивнул Дымов. – Не всякий выберет такой путь.
– Это личное, – заметил Иван. – Если думать, что в жизни все предопределено заранее, хорошего – не жди. Человек сам кузнец своего счастья. Определяет приоритеты, реализует желания. То есть, поступает, как заложено в сознании.
– Раньше сознание было массовым…
– В смысле?
– Сначала комсомол, затем Партия – они определяли сознание. Все было проще – поступай, как прописано в правилах, и достигнешь определенных вершин.
– Не всем покорялись эти вершины, – заметил Наумов. – Независимо от желания. Я не сразу понял это. Только в колонии, когда было время для размышления. А его там было предостаточно.
– Да, уж.
– Темнеет, – заметил Иван, после небольшой паузы. – Не пора ли по койкам?
– Ты, иди, ложись, – кивнул Дымов. – А я, еще немного тут посижу.
Наумов выбрался из-за стола и отправился к лежаку на открытом воздухе, сооруженному из ящиков. Устроившись, стал глядеть в небо, где уже зажглись первые звезды, необычайно яркие и чужие. Дома, он часто наблюдал за звездами, и сейчас казалось, что здесь, в этих краях, похожих нет, что они остались далеко, за горными хребтами. Еще какое-то время, любовался ночными красотами, но вскоре дневная усталость и алкоголь сделали свое дело – он заснул.
Проснулся от неясного шума – то ли ветка хрустнула, то ли камень, скатившись с уклона, хлопнулся обо что-то твердое. Открыл глаза и, оглядевшись по сторонам, увидел Дымова. Тот показал знак «тихо», приложив палец к губам. Иван, аккуратно, стараясь не шуметь, поднял лежащий рядом автомат, и принялся всматриваться в темноту. Но, как не старался, все равно не смог ничего разглядеть, только вскоре от напряжения, перед глазами залетала цветная мошкара. Сколько времени они провели в ожидании, не шевелясь и почти не дыша, сказать
Как только солнце полностью взошло, Дымов отправился осмотреть окрестности, на предмет каких либо следов ночного визита. Ивану же досталось приготовление завтрака, (а так же обеда и ужина), и в завершение его первого наряда на новом месте – мытье посуды. Служба – есть служба.
Вскоре аромат солдатской каши окутал ближайшие подступы к посту, и на запах этот из палатки выполз похмельный Климов.
– Привет, Иван, – поздоровался он, присаживаясь к костру. – Кашу готовишь?
– Больше ничего в голову не пришло, – пожал плечами Наумов. – Да и выбор продуктовый не располагает к изыскам…
– Брось, – махнул тот. – Мы последнее время одной тушниной питались, причем, как правило, в холодном виде – лень разогреть было. Так, что горячей каши я сейчас с удовольствием поем.
Иван снял дымящийся, источающий аромат котелок с огня и, поставив на стол, произнес:
– Давай, угощайся. Я пока чайник вскипячу, там вроде кофе прислали. По утрам ободряет.
– Меня сейчас кое-что другое ободрило бы, – вздохнул Климов. – А кстати, где наш старшина?
– На разведку пошел, – подмигнул Иван. – Скоро вернется.
Дымов и в самом деле вскоре вернулся. Прислонил АКМ к брустверу и, потянув носом воздух, констатировал:
– Знакомый аромат, но доселе забытый. Уже ощущаю первые плюсы твоего появления, Ваня.
– Кушайте на здоровье, – театрально поклонился тот. – Хороший завтрак укрепляет боевой дух.
– Кстати, насчет духа, – вспомнил прапорщик. – Один такой нам неподалеку подарок оставил. Прямо на спуске к реке…
Он полез в карман и извлек ручную гранату. На предохранительном кольце болтался кусок тонкой лески.
– Растяжка, – догадался Климов. – Видать видели, как мы тут уху варили.
– Она самая, – подтвердил Дымов. – Я не всю местность проверил, так, что – кто в сортир захочет отлучиться, под ноги внимательней смотрите. А еще лучше, где-нибудь неподалеку нужду справлять, и непременно с автоматом. Так спокойней. После завтрака проведем небольшую перепланировку поста, а сейчас – давай, накладывай, пока не остыла. Жрать охота – мочи нет!
Кашу прикончили быстро.
– Хорошо, – вздохнул прапорщик, отставляя пустую тарелку. – Если мне еще плеснуть в кружку кофе, то я посчитаю, что на сегодня жизнь удалась.
– Ваня у нас волшебник, – захихикал Наумов. – Исполняет все пожелания.
– Не я, – отмахнулся он. – Скажите спасибо вашему начпроду.
– Ну, если рассматривать в данном ключе, то этот человек не волшебник, скорее он бог. Для кого-то милостивый и всемогущий, для других злой и жадный. Вот, например, у нас в бригаде… – он не успел договорить. Послышался шум автомобильного двигателя и вскоре, на дороге, со стороны поселка показалась раздолбанная легковушка. Взяв оружие, Дымов вышел навстречу, остальные наблюдали за происходящим, укрывшись за мешками с песком. Машина, грохоча, подкатила к закрытому шлагбауму и, остановившись, заглохла. Водитель, пожилой мужчина, с трудом открыл ржавую, помятую дверцу и, выбравшись наружу, поднял вверх пустые ладони, показывая тем самым, что не вооружен.