1972. Родина
Шрифт:
Оказалось – это совсем не проблема. Настя очень недурно рисовала, и самое главное – понимала, что именно я хочу изобразить. Так что процесс худо-бедно, но продвигался. Днем мы тренировались, вечером работали над планом тренировок, он же – «книга». На сон оставалось не так уж и много времени, хотя честно сказать – я был доволен. Все двигалось так, как я и планировал. Возможно даже – лучше, чем я планировал.
Комбат выделил для тренировок восемь офицеров – начиная с командира взвода и заканчивая командирами рот с их замами. Время от времени тренировался и сам, вместе со своим заместителем. Тренировались мои «курсанты» от души, никаких отлыниваний и жалоб. Не ныли, выкладывались по-полной. Уж не знаю, что именно им рассказал комбат, но тренировались парни так,
Первое мая прошло довольно-таки буднично. «Демонстрировать» никуда не ходили – всех выстроили на плаце, и замполит батальона толкнул речугу о том, как хороша была революция, и как здорово она помогла простому народу, белого света не видящему. Я с высоты своих лет и своего времени придерживался совсем другого мнения, но само собой высказывать еретическую точку зрения я не стал. За такие речи могут и того…покарать. Анисоветчина чистой воды. Говорить сейчас о том, что революция стоило стране миллионов жизней – было бы просто глупо. Вспомнилось только, что рабочие Трехгорной мануфактуры вообще не хотели бунтовать – зачем им это бы нужно? Они зарабатывали столько, что все им завидовали. У них был «социальный пакет», как его назвали бы в двухтысячных, и у них все было хорошо. Пока не началась революция. Вот тогда стало плохо. Очень плохо. Тиф, гражданская война, голод и разруха.
Первомайские праздники – это как тренировка перед ноябрьскими. Те же речи, те же знамена и лозунги. В принципе я не против праздников, но вот только какого черта этот праздник начинается фактически в Вальпургиеву ночь? То есть в ночь, когда празднует вся нечистая сила! Когда ведьмы слетаются на Лысую гору и там радостно совокупляются со всякими там бесами! Почему именно первого мая? В этом факте мне всегда виделась теория заговора, и хотя я никогда не был ярым антикоммунистом, скорее наоборот – но невольно задумаешься, нет ли тут руки Сатаны?
Занимаясь спасением Союза, я спасаю не советский строй. И не его руководителей. Я спасаю гигантскую страну и населяющих ее людей от разрухи, от голода и страданий. От самой смерти. Если бы Провидение забросило меня во времена Российской Империи – я так же бы спасал эту самую империю, и не было бы от меня пощады большевикам. Зная, что они сотворят со страной, я бы их просто вырезал одного за другим. И Ленина со Сталиным в том числе.
Но свершилось. Вместо Российской Империи – Советский Союз, в пределах Империи, пока что сильный и неделимый. И я буду действовать в интересах большевиков, которые сейчас находятся у власти. Потому что это правильно. И потому что другого пути у нас нет.
Вот такие мысли посетили меня, когда я стоял вместе со всеми в строю на правом фланге и слушал речь замполита.
А потом зазвучал Гимн, и я ему тихонько подпевал, чувствуя, как влажнеют глаза. Люблю я этот гимн. Я вырос под него, я много лет просыпался утром в шесть часов под первые аккорды этой торжественной музыки. И я хочу, чтобы Союз и вправду был нерушимым.
В этот день батальон отдыхал – весь, кроме нас, нашей группы. И тех, кого к нам прикрепил комбат. Мы так же, как и в обычные дни тренировались до седьмого пота. Единственное послабление, которое я себе позволил в этот день – не занимался писаниной. Мы с Ольгой заперлись у меня в комнате, якобы для работы над методичкой, и занимались сексом – столько, сколько хотели, без торопливости и оглядки на соседей. Тем более что Аносов демонстративно отправился в гости к комбату – мол, надо налаживать связи с местным контингентом, и появился дома только к самой ночи, хорошенько поддавший, но твердо державшийся на ногах. К тому времени усталая, но довольная Ольга уже ушла, и я валялся на кровати, мечтательно глядя в покрытый неровной побелкой потолок.
А мечтал я о том, что после того, как мы закончим, отправлюсь на родину, найду Зину и все-таки с ней поговорю. Выясню, что с ней такое случилось и почему у нас так вышло. Торчит в сердце заноза, болит оно! Плохо мы разбежались, неправильно это.
Аносов по приходу сообщил, что
К восьмому мая «Методика обучения…» была готова – вчерне. Оставалось только украсить страницы необходимыми рисунками, над чем упорно трудилась Настя в свободное от тренировок и домашних дел время. Уже строилась новая полоса препятствий, по моим рекомендациям – гораздо более сложная, чем прежде, строились «дома террористов», в которые должны будут с боем входить бойцы спецназа.
Офицеры, которых я тренировал, схватывали все на удивление быстро, так что никаких проблем с обучением не возникало, и теперь они могли отрабатывать все приемы самостоятельно. Мне останется лишь смотреть со стороны и поправлять невидимые для новичка огрехи. То, что огрехов выше крыши – это уж само собой, без этого никуда.
Машина пришла за мной не восьмого мая, а седьмого мая вечером. Это была та же самая черная волга, которую закрепили за мной с самого начала моей службы после возвращения в Союз. Я поздоровался с водителем, уселся на пассажирское сиденье справа от него, а на заднее сиденье запрыгнули Ольга и Настя, одетые в гражданскую одежду и явно ужасно довольные предстоящей поездкой. Я их прекрасно понимаю – жить в гостинице, в военном городке, это совсем не то же самое, что жить в четырехкомнатной квартире на Котельнической набережной.
До Москвы долетели как на самолете – водитель выставил на крышу мигалку, гудел сиреной и встречные-поперечные машины шарахались от нас, как от огня, а гаишники на дороге едва не брали под козырек. Я удивился, спросил водителя – куда мы торопимся? И он мне бесстрастно ответил, что нужно будет завезти девушек домой, а меня отвезти в Кремль. Там меня ждут на беседу. Кто именно ждет – не пояснил. Впрочем – я и так знал, кто меня ждет. Один из двух, или оба сразу.
Как оказалось – оба сразу. Меня прямиком провели в кабинет Шелепина, где я и застал Генерального секретаря в беседе с Председателем КГБ. Увидев меня, Шелепин, выглядевший усталым и вымотанным (глаза красные, лицо помятое, и даже бледное), махнул рукой, не утруждая себя какими-то условностями вроде «здрасте вам!» и что-то такого:
– Садитесь, Карпов. Поговорим, это важно! – как будто у нас до того были не важные разговоры. На этом уровне ничего неважного не бывает.
– Как дела в Сенеже? Успешно? – задумчиво спросил Шелепин, и я понял, что сенежские дела интересуют его меньше всего.
– Успешно – коротко ответил я – зачем звали?
– Гувер, как ты и предсказывал, умер второго мая – за Шелепина ответил Семичастный – Никсон вышел из комы, идет на поправку. Уже выступил с заявлением для прессы, обвинив Гувера и его приспешников в попытке покушения на президента США. Так же он объявил, что имеет неопровержимые доказательства о связи представителей демократической партии с заговорщиками, действующими фактически по наущению демократов. Уже началось расследование, произведены первые аресты. Мелькала информация и про тебя – сообщили, что на тебя тоже было покушение, так как посчитали, что ты передал президенту некие сведения, доказывающие вину демократов. И что тебя допросят в Конгрессе на предмет причастности к этим событиям – когда вернешься в США. Далее: представитель Госдепартамента США сообщил, что президентская администрация намерена провести переговоры с руководством СССР на предмет визита президента США в Советский Союз, отложенного в связи со сменой руководства СССР, а потом из-за заговора ФБР. Визит намечен на середину июня этого года. И еще – нам было ясно дано понять, что на переговорах желательно присутствие некого Михаила Карпова. Президент желает удостовериться, что его любимого писателя и друга семьи не держат взаперти злые опричники. И что от того, как обращаются с Карповым, зависит результат переговоров президента США и Генерального секретаря КПСС.