20 лет

Кузнецова Екатерина

– Ничего, я действительно уже переболела. Это не стало для меня неожиданностью, я была готова к такому повороту.

На время мы снова замолчали. Из колонок музыкального центра доносилась Undenied "Portished", но ночь в полном её понимании к тому моменту ещё не наступила. Мне было хорошо. Спокойно до тех пор, пока не позвонил телефон.

– Родители?
– произнесла Саша, наблюдая за тем, с каким убийственным видом я пялилась в телефон, не находя в себе нужных сил ответить. Весь мир, созданный за недлинный промежуток времени, проведённый с этой девушкой, медленно опускал занавес, возвращая меня в реальность. В ту реальность, которую хотелось выблевать. В ту реальность, где мечтам не находилось места, в

ней умещались только обстоятельства.

– Отчим. Не хочу брать.

– Он контролирует тебя?

– Ещё как.

Когда звонок прекратился, я сразу же набрала маму.

– Скажи, что остаёшься у меня с ночевой, - прошептала Саша.

– Что? Да, мам, - проговорила я, услышав в трубке мамин голос.
– Прости. Я у однокурсницы. Ничего, если меня не будет сегодня? Да всё хорошо. Правда. Ага, до завтра тогда.

– Ну что?

– Я остаюсь, - ответила я с улыбкой, искренне обрадованная перспективе хотя бы этим вечером, этой ночью не увидеть скотскую морду отчима.

– Отлично! Но хочу сразу прояснить один момент, чтоб не возникло никаких недоразумений потом, мало ли, - тушуясь, начала Саша.
– Я лесбиянка, Кир. Но! Это ничего не значит, между нами с тобой абсолютно дружеские отношения. Не подумай, что я завела с тобой знакомство из каких-то сексуальных соображений. Ты привлекла меня как человек, как интересный собеседник.

Несколько секунд я переваривала услышанное, не зная, как на это реагировать.

– Что-нибудь скажешь?
– продолжала она, окидывая меня широко распахнутыми глазами.
– Или после этого заявления тебе неприятно общаться с мной?

– Вовсе нет. Нет. Я удивлена, но это признание никак не влияет на наше с тобой общение. Я рада, что ты сразу сказала об этом, - проговорила я, с трудом собираясь с мыслями.
– Правда рада.

– Если что не так, скажи мне.

– Всё хорошо.

Несколько минут мы сидели без слов лакая вино. Странные одолевали чувства. Я вполне толерантно относилась к людям, обладающим нетрадиционной ориентацией, но услышать это от довольно красивой, женственной, обаятельной девушки было действительно неожиданно. Несколько иначе мне представлялись представительницы однополой любви.

– Давно у тебя это? В смысле тяга к девушкам?
– наконец заговорила я, оторвавшись от фужера.

– Столько, сколько себя помню. Меня с детства не привлекали мальчики, но тогда-то это казалось нормальным. Ничего подозрительного или сверхъестественного тут не было. Ни в кого не влюблялась, гормоны во мне не бушевали, всё было в порядке. Впервые я заметила за собой отклонение в четырнадцать. Той ночью мы ночевали с одноклассницей, и когда она переодевалась, я почувствовала прилив тепла в животе. Стало страшно. Никогда прежде я не испытывала полового влечения, меня вообще секс как таковой не интересовал, а к тому моменту, видимо, физически созрела, хотя и ясно понимала, что сказать ей об этом - значит потерять её. Она-то была нормальная, ей мальчики нравились. Когда же наша ночёвка повторилась, я не удержалась и лёжа в одной постели поцеловала её. Зачем это сделала? До сих пор не знаю? Она, конечно, вырвалась, как ошпаренная, стала истерить, выгонять меня. На этом наша дружба закончилась. Позже я пробовала встречаться с парнями. Поцелуи, встречи, кафешки. Ни к одному ничего не испытывала, думала, может, мне нужно дойти до последней стадии, переспать с кем-то, чтоб проверить, но всякий раз, когда представляла это, к горлу тошнота подступала. Противно. А однажды, это уже случилось накануне окончания школы, меня занесло домой к однокласснику. Его родителей не было дома, мы смотрели фильмы, разговаривали, музыку слушали. Он нравился мне. Привлекательный, как собеседник интересный. Я надеялась, что сумею рядом с ним стать нормальной, стать такой, какой должна быть девушка в обществе, но когда дело дошло до секса, меня вырвало. Можешь вообразить эту сцену?
– невольно рассмеялась Саша.
– Он снимает с себя футболку, джинсы, трусы, а я, вместо мления, начинаю

блевать в его чистой, далеко не девственной постели. Стыдно было, конечно, страшно. Мне до сих пор неловко за эту сцену, но зато она дала мне убедиться, что с парнями у меня быть ничего не может. Дико было это осознавать, но себя не переделать. Не знаю, откуда берутся истоки этой болезни, но так или иначе теперь я в открытую могу назвать себя лесбиянкой. Такое не поддаётся лечению.

– Тебя смущает это?
– осторожно проговорила я.

– Нет, уже нет. Знаешь, живя в Питере, я поняла, что на самом деле таких, как я, тысячи. Просто в провинции сложнее заявить об этом, признаться даже самым близким людям, в большом городе мире всё иначе. Там этого не так стыдятся. Уже на первом месяце пребывания в Питере я влюбилась в соседку по общаге, она, как ни странно, ответила мне взаимностью, и около года длился наш роман. Пока меня не отправили в дурку.

– А что с ней стало? Не поддерживаете общение?

– Нет. Много чего тогда случилось. Где она сейчас, представить не могу. Надеюсь, всё хорошо.

– То есть с тех пор у тебя никого не было?

– Никого. Да я и не хочу никаких отношений, мне и одной пока неплохо. Ласки, конечно, не хватает иногда, но я не из тех, кто помешан на сексе, вполне способна жить без него.

– Удивительно, - улыбнулась я.

– Что именно?

– Никогда не думала, что окажусь в такой ситуации.

– Слушая исповедь лесбиянки? Тебе правда не неприятно это?

– Ничуть. Я не из нежных, вполне понимаю, что в жизни всякое бывает.

– Спасибо, что не осуждаешь.

– А как я могу осуждать? Я не бог, чтоб браться за это. Судилищем пусть занимается кто-нибудь другой.

– Ты потрясающая, знаешь это?

– Потрясающая? Нет, это явно не про меня.

– Когда-нибудь сама поймёшь.

Допив вино и в достаточной мере охмелев, мы решили ложиться спать. Саша постелила мне на диване, сама, чтоб не смущать меня, легла на полу. Находясь той ночью в метре от девушки, для которой я, возможно, являлась потенциальным партнёром, я испытывала спокойствие. Настоящее умиротворение, какого никогда не чувствовала дома. Мне не хотелось возвращаться, не хотелось рушить эту гармонию, не хотелось покидать мир, в котором у меня возникало желание жить. Что-то делать, к чему-то стремиться. Мир, в котором меня слушали, позволяли быть собой, позволяли не притворяться, не закрываться. Давно не ощущала подобной внутренней свободы.

Однако утро наступило быстро, и, проснувшись к первой паре, я принялась в спешке натягивать на себя свои высохшие вещи, умылась, причесалась, собрала диван, вопреки Сашиным возражениям. Сама она в институт идти не собиралась, заявив: "Я обещала отцу поступить, но о том, что буду тут учиться или делать вид того, что учусь, речи не было". В дверях мы тепло попрощались, обещаясь повторить вечер, и на этом я стремительно понеслась вниз по ступеням. Желания идти в место, именуемое вузом, не возникло, но деваться мне было некуда. Да и совесть чуть грызла за вчерашний бестактный уход. В любом случае других дел у меня не имелось, а оставаться у Саши ещё на полдня было неудобно. Для себя она бы точно нашла занятие поувлекательнее и занятнее, нежели продолжить развлекать меня.

На лекцию по английскому я заявилась без опоздания. До официального начала пары оставалась несколько минут, поэтому одногруппники, как обычно, сидели уткнувшись в телефоны или вели бессмысленный треп на недалёкие темы. Аня по-прежнему ворковала за последней партой с Егором. Поражало, что эти двое, увлечённые плотью друг друга, находили силы и время для посещения нашего псевдовуза. Меня мало интересовало то, что между ними происходило, но всё же один вопрос то и дело всплывал против воли разума: "Как долго они протянут вместе?". Понятно ведь было, что ни о какой духовной симпатии в том, что между ними происходило, речи быть не могло. Всем руководствовалась лишь похоть. Это понимали и они, и те, кто становился невольным наблюдателем их страстных сцен.