2000 метров над уровнем моря[= Аданешь]
Шрифт:
Мы уселись в плетеные кресла. Между нами стоял невысокий, тоже плетеный, круглый столик. Она подозвала мальчишку-официанта и стала ему что-то объяснять. Тот замотал головой и быстро-быстро заговорил, как мне показалось, плачущим, извиняющимся тоном. Тогда Аданешь махнула рукой, сказала еще что-то и повернулась ко мне.
— Хотела попросить, чтобы принесли не очень острый соус, но Мамо говорит, что у них есть только классический, рассчитанный на местных жителей.
— А что там такого острого? — спросил я.
Аданешь слегка пожала плечом.
— Увидишь.
Мальчишка принес четыре бутылки «Мелотти» и, откупорив, поставил пиво на пол, ибо качающийся плетеный столик, для
— Смотри и учись, — сказала Аданешь.
Прежде всего, она смочила салфетку пивом и протерла руки.
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Здесь нет умывальника, — невозмутимо ответила Аданешь. — Это, — она подхватила один рулончик, — называется инжера. Ее готовят из тефа. Это такой злак.
Она отмотала небольшой кусочек от рулончика, и стало понятно, что инжера — какой-то необычный блин или лепешка. Она была очень нежная, так и трепыхалась в руках, будто студень, сверху гладенькая, шелковистая, а снизу ноздреватая, и по цвету напоминала наш черный хлеб, точнее, его мякоть. Аданешь ухватила лепешкой немного «винегрета» и отправила ее себе в рот. Я повторил этот фокус. Лепешка, как оказалось, и на вкус чем-то напоминала черный хлеб, только гораздо кислее.
— А это — вот, — сказала Аданешь, когда мы расправились с салатами, и макнула оторванный ломтик инжеры в дымящееся варево.
— Что «вот»? — не понял я.
Она рассмеялась.
— «Вот» — это национальное эфиопское блюдо. Особым способом приготовленное мясо с помидорами, луком и красным перцем «бербера». В общем, получается такой соус. Только имей в виду, он может показаться тебе очень острым. Так что особенно не увлекайся.
Аданешь отправила инжеру в рот и элегантно облизала пальцы. Я усмехнулся, видя, с каким спокойствием она поглощает это «острое» блюдо. Ей бы кавказскую кухню попробовать — вот где острота! Я оторвал кусок инжеры, в очередной раз поражаясь необычайной нежности лепешки, зачерпнул соуса, стараясь прихватить побольше мяса, и запихал себе в рот. Вкус у вота был исключительный. Кусочки мяса, некрупные, вроде азу, очень сочные и мягкие, буквально таяли во рту. Я блаженно закатил глаза, медленно пережевывая это творение эфиопской кухни. Но через пару секунд почувствовал, будто мне в рот сунули горящий факел. Уши налились кровью, лоб покрылся испариной, из глаз фонтаном брызнули слезы, а сами глаза полезли из орбит в поисках чего-нибудь охлаждающего. Я судорожно схватил пиво и залпом осушил бутылку. Этого оказалось мало, и я проглотил вторую.
— Только не говори, что я тебя не предупреждала, — рассмеялась Аданешь.
Я еще некоторое время сидел, пытаясь прийти в себя, икая и обливаясь потом. Аданешь, улыбаясь, продолжала поглощать огненную смесь. Я смотрел на нее с нескрываемым удивлением. Но, голод все-таки поборол, тем более что мой желудок, с легкостью принял и, похоже, одобрил столь необычное подношение. Однако теперь я был осмотрительнее, соуса набирал совсем чуть-чуть и сразу запивал пивом. Под конец я уже привык к остроте вота и даже испытывал наслаждение, оттого как он обжигает внутренности. Пиво, правда, пришлось заказывать еще дважды. В результате, я выпил восемь бутылок и здорово захмелел. Заметив это, Аданешь сказала, что сама поведет машину — не хватало еще, чтобы я спьяну свалил нас в пропасть.
Послушавшись девушку, я забрался на заднее сиденье и лег, сообщив, что должен немного поспать. Аданешь ничего не ответила и закурила. Я смотрел на нее сзади сквозь полузакрытые веки и невольно любовался ее дерзкой красотой. Всякие мысли, большей частью эротические, лезли мне в голову. Я даже не пытался их отогнать — зачем отказывать себе в удовольствии помечтать? Тем более о такой роскошной женщине. Продолжая рисовать в своем воображении яркие, будоражащие сознание картинки, я не заметил, как сладкая дремота унесла меня из мира реальности в мир сказочных видений.
Солнце уже зашло, когда я проснулся и, сев, стал протирать глаза.
— Выспался? — спросила, не оборачиваясь, Аданешь.
— Угу. Где мы?
— Уже недалеко. Сейчас будет Ади-Угри. Но, боюсь, у нас могут возникнуть проблемы.
— Что за проблемы?
— Время уже почти одиннадцать.
— Черт! — воскликнул я. — Комендантский час! Неужели он даже здесь действует?
— Везде, — ответила Аданешь. — Попробуем, конечно, проскочить.
Впереди показался небольшой городок, а, скорее, даже поселок. Въезд уже был перекрыт шлагбаумом — длинной жердью на козлах. Мы остановились. Поблизости никого не было. Я выбрался из машины и оттащил жердь в сторону. Аданешь въехала в поселок. Вернув шлагбаум на место, я догнал ее, прыгнул на переднее сиденье, и мы покатили дальше. Но на выезде из поселка возле такого же шлагбаума стояли два вооруженных солдата, на груди у них висели «клизмы» М3. После коротких переговоров мы поняли, что застряли тут до утра, и поехали искать ночлег.
Маленькая одноэтажная гостиница «Авет», расположенная прямо у шоссе, особого восторга не вызывала, но выбора не было. Для нас нашлись два отдельных номера, расположенных по соседству. Я предложил закинуть вещи в комнаты и пойти в ресторан перекусить. Мы вроде бы уже и ужинали, в Аксуме, но с тех пор прошло много времени, к тому же эфиопская национальная еда оказалась не такой уж калорийной. Не знаю, как Аданешь, но я был ужасно голодный. Помимо нас в небольшом зале сидели еще пять человек, видимо, тоже застряли в Ади-Угри из-за комендантского часа. Меню не отличалось разнообразием, да и сам ресторан не слишком воодушевлял. Аданешь посоветовала заказать по большой порции джина в качестве дезинфекции.
Еда, тем не менее, оказалась довольно сносной. Мне принесли ароматную, с дымком, баранину на косточке, Аданешь заказала шашлык, который у них называется «шиш-кебаб». Все это сопровождалось огромной порцией свежих овощей. Правда, в самый разгар ужина погас свет. Официант сразу принес свечи и объяснил, что на ночь электричество отключают. Но это нисколько не испортило нам настроение, даже наоборот, прибавило немного романтизма и бесшабашности. Мы заказали по второй порции джина, а потом по третьей. Мне напиток понравился, я ведь раньше его не пробовал. Знал, что его обычно разбавляют, и теперь искренне удивлялся этому. В чистом виде джин — изумительный. Будто водку долго настаивали на хвое или на шишках.
Уже за полночь мы, совсем окосевшие, отправились спать. Я проводил Аданешь до ее номера и пожелал спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответила она почти шепотом.
В темноте ее голос звучал так проникновенно, а глаза горели так волнующе, что я не удержался и поцеловал ее. Аданешь вскинула на меня свой взгляд, удивленный, даже немного испуганный, и погрозила пальцем. Но говорить ничего не стала, просто скрылась за дверью, оставив меня в темном коридоре наедине со своими мыслями.