22 июня 1941 года
Шрифт:
Поэтому, интересно. Зачем накануне событий в Югославии Москве понадобился в Белграде специалист по разведывательной работе в англоязычных странах?
Подведем некоторые итоги. Как бы ни было велико британское влияние на события в Югославии, показателен тот факт, что и советское руководство приняло в них самое деятельное участие. При этом руководство страны постаралось принять в этой операции настолько жёсткие меры конспирации, что об истином характере работы в Югославии накануне переворота не имели тогда представления даже высокопоставленные сотрудники разведки.
Так
Тогда поведение Сталина абсолютно не имеет логики. Если он верит Гитлеру и считает, что опасность с его стороны для СССР является выдумкой, то он сам, своими руками разрушает свою, вроде бы, безопасность. Сам создает для Гитлера повод для того, чтобы тот резко изменил свое благожелательное к нему отношение. Ведь ясно же, что в югославском перевороте слишком трудно, практически невозможно, спрятать участие СССР. Тем более, если учесть события самого ближайшего будущего, связанные с фактически открытым вызовом Гитлеру, которым явился для того пакт, спешно заключенный между СССР и Югославией.
Еще раз упомяну неудавшуюся операцию по оказанию помощи в заговоре югославских офицеров в 1938 году. Ведь тогда СССР и нацистская Германия были фактически враждебными друг другу государствами. Весь смысл той акции должен был состоять в том, чтобы заставить Гитлера отказаться от его планов в отношении Чехословакии, создав ему проблемы на Балканах. Не зря инициатором здесь был именно чешский президент.
Сейчас же, в марте 1941 года, отношения Советского Союза и Германии были совершенно иными. Эти страны имели между собой официально дружеские связи. Вроде бы. Впрочем, Гитлер уже задумал войну против СССР. Но Сталин-то, как нас убеждают, этого не знал. Предпочитал не знать. Не верил, когда его предостерегали от гитлеровского коварства.
Тогда зачем он предпринял новую операцию в Югославии? От каких планов хотел заставить отказаться Гитлера на этот раз?
И получается, что, если вернуться к словам Сталина, сказанным им Черчиллю в августе 1942 года, то все его действия в отношении Югославии принимают совсем другой вид. И обретают стройность и логику.
Да, действительно. Вспомним его выступление по итогам визита Молотова в Берлин. В том случае, если Сталин прекрасно понимал реальность германской угрозы, более того, допускал, что война может начаться в самое ближайшее время, тогда его действия абсолютно понятны. Что может заставить отодвинуть в сторону осторожность в отношениях с Гитлером? Только уверенность в том, что его нападение неизбежно и никак это обстоятельство изменить нельзя. Только это. Тем более, что ничем события в Югославии не могут скомпрометировать СССР в качестве государства - агрессора.
А выгоды от югославского кризиса, в условиях понимания неизбежности германского нападения, перевешивают все возможные издержки в отношении со столь грозным соседом. Главное, что мог выиграть Советский Союз, заставив германские войска ввязаться в войну на Балканах, это время. То самое время, о котором говорил Сталин Черчиллю.
Да, конечно, все прекрасно понимали, что Германия неизмеримо сильнее Югославии и Греции. Даже и при наличии здесь британских войск.
Можно выдвинуть, конечно, привычные упреки в бесчеловечности Сталина, ввергшего Югославию в кровавую войну с Германией. Но давайте подумаем. Югославии никто, а в первую очередь, англичане, не дал бы остаться в союзе с немцами. Впрочем, даже если бы англичанам этого не удалось. Югославия, оставшаяся союзницей Германии, все равно должна была пройти через горнило войны, но теперь уже по другую сторону фронта. Здесь разницы для жителей Белграда, кто их будет бомбить, люфтваффе или британские королевские воздушные силы, была небольшая. Наступали другие времена, жестокие и бесчеловечные.
Да, мы знаем о том, что расчёт Сталина в полной мере не оправдался. Слишком быстро германские войска одержали на Балканах победу. Так ведь здесь от него ничто уже и не зависело. Но даже один месяц выигрыша, один месяц отсрочки, хотя и не отменил германское нападение на Советский Союз в 1941 году, всё же помог в итоге Красной Армии устоять.
Это и было одним из тех дел Сталина, с помощью которых вполне возможно объективно оценить его отношение к угрозе германского нападения. Заметим. Мы здесь нисколько не касались мыслей Сталина. Нам, думаю, вполне пока хватает его действий.
АПРЕЛЬ 1941 года.
Конечно, новому югославскому правительству самым близким по политическим предпочтениям было бы заключить договор с Англией. Однако, поскольку Великобритания находилась в состоянии войны с Германией, это явилось бы для Югославии прямым вызовом Гитлеру. Заключение же договора с Советской Россией, имевшей действующий с Германией договор о дружбе и нейтралитете, было, безусловно, предпочтительнее с точки зрения ближайших целей.
Конечно, в этом случае, основные издержки в отношениях с Германией должен был понести Советский Союз, но это уже его проблемы. Безусловно и в советском руководстве понимали на что идут, когда согласились открыто наладить отношения с новым югославским правительством. Но на шаг этот в Кремле пошли без каких-либо колебаний. Там, видимо, такой поворот был заранее просчитан. И даже со своей стороны был в определенной мере создан.
Начало апреля было отмечено интенсивными консультациями, предшествовавшими подписанию пакта о дружбе и ненападении между Советским Союзом и Югославией. К счастью для нас, эти переговоры тщательно протоколировались, поэтому сегодня можно совершенно точно восстановить, какие вопросы тогда обсуждались. А главное, они позволяют увидеть закулисную сторону, где отчетливо было видно действительное отношение советского руководства не только к югославским событиям, но и к более общим вопросам кризисной дипломатии. В частности, это касается позиции Сталина по вопросам германской угрозы, а также, в связи с этим, его осторожных попыток зондирования возможного построения союзнических отношений с Англией.
Отчеты о каждой встрече в ходе этих переговоров немедленно направлялись на ознакомление Сталину и Молотову. И хотя они и оставались до поры в тени, ход этих переговоров направлялся с советской стороны, безусловно, лично ими. А потому все высказывания, в данном случае, Вышинского, были выражением их собственной позиции.
Вечером 1 апреля 1941 года первый заместитель наркома иностранных дел
Вышинский принял посланника Королевства Югославия Милана Гавриловича.