22 июня. Анатомия катастрофы
Шрифт:
Указание товарища Сталина было перевыполнено. В воздушной операции (одной из самых крупных за весь начальный период войны) приняло участие 464 самолета (230 бомбардировщиков, 55 штурмовиков, 179 истребителей) [27]. За ходом операции Ставка следила с неотступным вниманием. Руководить действиями авиации было поручено заместителю командующего ВВС Красной Армии, генерал-майору И.Ф. Петрову. 4 сентября 1941 г. Сталин шлет на Брянский фронт следующую телеграмму: «Брянск. Еременко для Петрова. Авиация действует хорошо... Желаю успеха. Привет всем летчикам. И. Сталин» [27]. На следующий день, 5 сентября, сталинский привет был дополнен решением Ставки по передаче в распоряжение группы Петрова еще двух штурмовых авиаполков и двух полков истребителей. Задача — прежняя: «разгромить и изничтожить Гудериана до основания» [5, стр. 164]. Всего за 6 дней операции советская авиация выполнила тогда около 4000 самолето-вылетов [27]. Результат?
Разгромить и изничтожить до основания не удалось; 2-я танковая группа разбила войска Брянского фронта, затем — правого крыла Юго-Западного фронта, и, пройдя с боями 300 км, замкнула 15—17 сентября кольцо окружения Киевского «котла». Более того, сам Гудериан на семнадцати страницах своих мемуаров, посвященных прорыву 2-й танковой группы вермахта в тыл Юго-Западного фронта, уделил действиям нашей авиации ровно три слова:
«...29 августа крупные силы противника при поддержке авиации предприняли с юга и запада наступление против 24-го танкового корпуса. Корпус вынужден был приостановить наступление 3-й танковой и 10-й мотодивизии...» [65].
«Как же так?» — недоуменно воскликнет читатель, представляющий войну по газетным статьям «к юбилею», в которых летчики «Н-ского полка» снова и снова щелкают немецкие танки как семечки. «Четыре тысячи самолето-вылетов без заметного результата? Быть того не может!»
А все очень просто. Именно такой и была реальная эффективность авиационных вооружений той эпохи. Уже в следующем, 1942 г., по мере накопления опыта ведения боевых действий, эта самая «эффективность» была конкретизирована в цифрах.
Оперативное управление Главного штаба ВВС КА в 1942 г. установило в ориентировочных расчетах «норм боевых возможностей» штурмовика Ил-2, что для поражения одного легкого танка необходимо высылать 4—5 самолетов Ил-2, а для поражения одного среднего танка типа Pz-IV, Pz-III или StuG-III потребуется уже 12—15 самолето-вылетов! [86, 166] Другими словами, для уничтожения немецких танковых групп летом 1941 г. требовались не сотни и даже не тысячи, а десятки тысяч самолето-вылетов. Причем речь в нормативах шла о специализированном штурмовике Ил-2, а вовсе не о «горизонтальных» (как их тогда называли) бомбовозах СБ или ДБ.
Даже выпускнику кулинарного техникума должно быть понятно, что для уничтожения танка в него надо сначала попасть, а попав — пробить его броню, да так пробить, чтобы «заброневое воздействие» оказалось достаточным для поражения экипажа и механизмов. Чем и как мог это сделать боевой самолет 1941 г.?
Начнем с задачи номер один — с прицеливания.
Противотанковую пушку видел каждый. Если и не на поле боя, так хотя бы на картинке в книжке.
Длинный-предлинный ствол (это чтобы снаряд разогнался в нем до скорости в три скорости звука) опирается на массивную стальную станину. Для большей устойчивости все сооружение снабжено двумя длинными «лапами», которые перед стрельбой упирают в землю. Наводчик артиллерийского расчета ничего другого не делает, кроме как наводит ствол на цель с помощью оптического прицела и винтов, которые так и называются — микрометрические.
А вот на пьедестале у въезда в мой родной город Самару стоит штурмовик Ил-2. В пилотской кабине размещается один человек. Кроме прицеливания у него в бою много других дел: ноги на педалях разворота, правая рука на ручке управления высотой и креном, левая рука управляет двигателем, непонятно уже чем летчик выставляет нужный шаг винта, меняет режим работы нагнетателя, управляет створками радиатора, следит за обстановкой в воздухе, отдает приказы подчиненным (если он командир звена) и уворачивается от огня зениток. Две скорострельные пушки ВЯ-23 находятся не на массивной станине, а на испытывающем сложную изгибно-крутильную деформацию крыле, прицеливание производится «всем корпусом», по прицельным меткам на лобовом стекле.
Можно ли в таких условиях хоть куда-то попасть? Можно. Но только очень-очень редко. Так, при полигонных испытаниях (т.е. в отсутствие противодействия противника) в научно-исследовательском центре авиационных вооружений ВВС «три летчика 245-го шап, имевшие боевой опыт, смогли добиться всего 9 попаданий в танк при общем расходе боеприпасов в 300 снарядов к пушкам ШВАК и 1290 патронов к пулеметам ШКАС».
Но ведь попасть в танк — это еще только начало. Надо пробить его броневую защиту. С этим проблем еще больше. Экспериментально было установлено, что наилучшие условия для прицеливания создавались при пологом пикировании под углом 30 градусов к горизонту с высоты 500—700 метров. Но при таких условиях снаряды даже в случае попадания в броню танка почти всегда давали рикошет:
«...из 62 попаданий в немецкие средние танки, полученных при полигонных стрельбах с воздуха, было только одно сквозное пробитие (в броне толщиной 10 мм), одно застревание сердечника, 27 попаданий в ходовую часть, не наносящие существенных повреждений, остальные попадания снарядов дали либо вмятины, либо рикошеты...»
Самые лучшие (т.е. минимально-результативные) показатели были получены лишь при обстреле легких немецких танков:
«"...из 53 попаданий, полученных при выполнении 15 самолето-вылетов, только в 16 случаях было получено сквозное пробитие брони, в 10 случаях были получены вмятины в броне и рикошеты, остальные попадания пришлись в ходовую часть. При этом попадания 23-мм бронебойного снаряда в ходовую часть танка повреждений ему не наносили...»
Но, может быть, это только у нас были такие плохие самолеты и слабые пушки, а уж у немцев-то все было иначе? Абсолютно верное предположение. Авиационные пушки немцев обладали совсем другими параметрами. На фоне советской 23-мм пушки Волкова — Ярцева основная в июне 1941 г. немецкая авиапушка MG-FF смотрится как ржавый «Запорожец» на фоне «Мерседеса-600».
Авиационная пушка ВЯ-23 изначально разрабатывалась как средство борьбы с защищенными наземными целями. Весьма тяжелое (по авиационным меркам) 66-килограммовое орудие разгоняло снаряд весом в 200 г до скорости 900 метров в секунду. Стоявшая на вооружении немецких истребителей и штурмовиков пушка швейцарской фирмы «Эрликон» MG-FF была гораздо меньше и в три раза легче. Но за все хорошее приходится платить. Низкий вес «эрликона» был обусловлен малой дульной энергией. Бронебойный снаряд «эрликона» весил всего 115 г и имел начальную скорость всего лишь 585 метров в секунду, то есть обладал кинетической энергией (а именно за счет нее и происходит пробитие брони) в четыре раза меньшей, чем снаряд ВЯ-23. В результате пушечное вооружение немецких истребителей и штурмовиков оказалось абсолютно непригодным для борьбы против наземной бронетехники.
Самым новейшим «воздушным истребителем танков», которым располагало люфтваффе в 1941 г., был двухмоторный бронированный штурмовик «Хеншель» Нs-129. В сентябре 1941 г. шесть первых, «предсерийных» образцов этого «вундерваффе» прибыли для проведения войсковых испытаний на Восточный фронт. В ходе испытаний было установлено, что не только МG-FF, но и пришедшая ей на смену значительно более мощная 20-мм авиапушка MG-151/20 не обеспечивает пробитие брони даже самых легких советских танков (Т-60 и Т-70) при атаках с любого направления и под любым углом пикирования [166]. Честно говоря, для получения такой информации можно было даже и не затевать дорогостоящие испытания — достаточно было сравнить табличку параметров броне-пробиваемости пушки MG-151 с толщиной брони любого из многих тысяч трофейных советских танков. Значительно выходя за хронологические рамки данной книги, отметим, что не многим лучшими оказались и результаты боевого применения в 1942—1943 гг. модернизированных «Хеншелей», вооруженных 30-мм авиапушкой MK-101. Вероятность поражения среднего советского танка типа Т-34 оказалась ничтожно мала, всего 1—2%, т.е. для гарантированного выведения из строя одного Т-34 необходимо было выделять не менее 40—50 бронированных штурмовиков!