34 ступень
Шрифт:
Стук в дверь вырвал меня из череды воспоминаний. Он показался мне настолько пронзительным, будто кто-то стучал о стенки моего черепа, но одновременно и невероятно далеким, как сон, прерванный за несколько секунд до пробуждения. Я был не в силах ответить и испытал облегчение, когда дверь моей комнаты приоткрылась снаружи, впустив внутрь свет коридорных ламп.
– Прошу прощения, надеюсь, я вас не разбудил, – раздался мужской голос. Наверняка он и не мог себе представить, насколько рад я был его появлению.
– Нет, не разбудили, проходите. Только, пожалуйста, включите свет. – Повернув голову и щуря глаза, я узнал в моем посетителе одного из санитаров.
– Я принес ваши лекарства. Сегодня вам хватит только одной дозы, – монотонно произнес мужчина, подходя ко мне,
– Хорошо, но я не могу встать, – произнес я, беспомощно смотря на своего собеседника и видя лишь размытые очертания. Наверное, я должен был быть благодарен хотя бы за то, что был способен говорить.
– Ничего страшного, я вам помогу. – Санитар облокотился коленом о кровать и приподнял мою голову, держа в ладони таблетки.
После того, как лекарство оказалось у меня во рту, он взял с прикроватного столика стакан с водой и помог мне запить таблетку. Это был мой первый человеческий контакт за весь день, и я был безумно благодарен. Я знал, что человек, придерживающий меня, лишь выполнял свою работу, но он и не мог представить, насколько значимо было для меня его появление. На несколько мгновений одиночество, поглощающее меня без остатка, растворилось, и я почувствовал, что был в этом мире не один.
– Эти таблетки помогут мне уснуть? – Мой голос был хриплым и еле слышным.
– Да, они способствуют глубокому сну, – он аккуратно опустил мою голову на подушку.
Мысль, что через мгновение он покинет комнату и отправится дальше выполнять свои дела, тяжело ударила по моим вискам. Что-то внутри меня хотело попросить его остаться и побыть со мной хотя бы еще чуть-чуть, но я знал, что это не входило в его обязанности. Кто бы мог подумать, что человеческий контакт, которого я избегал большую часть своей жизни, станет для меня непозволительной роскошью. Провожая санитара взглядом, запрокинув голову так, чтобы я мог его видеть, я думал о том, насколько даже таким чудакам, как я, порой нужны были другие люди. Я бы дал ему его месячную зарплату лишь за то, что он бы сидел около моей кровати, пока я не усну, но мне препятствовали два обстоятельства. Во-первых, я был слишком слаб для того, чтобы произнести столь долгое и замысловатое предложение. Во-вторых, я знал, что единственным, кого я действительно хотел видеть в тот момент, собственно, как и в любой другой момент моей жизни, была Ты.
В воскресенье события предыдущего дня представлялись далекими и иллюзорными, будто все это было лишь продолжительным кошмаром. Перед тем как выпить кофе и съесть омлет на завтрак, я долго смотрел на настенный календарь около рецепции, убеждая себя в том, что вчерашний день действительно произошёл. Остаток утра я провел на свежем воздухе, решив подробнее изучить окрестности клиники и даже воспользовавшись услугами одного из местных координаторов, чья работа заключалась в том, чтобы помочь пациентам организовать их досуг.
Моим помощником оказался молодой парень, которому едва могло быть больше двадцати лет. Он носил большие очки в круглой оправе и шерстяную жилетку с разноцветными ромбами и походил скорее на школьника, чем на работника психиатрической клиники. Кроме того, он был на пару голов ниже меня, и, прохаживаясь рядом с ним по аллее, я не мог отделаться от ощущения, что это скорее я взял его на прогулку и, может, даже нес за него ответственность. Будто какой-нибудь знакомый поручил мне присмотреть за своим сыном.
– Прошу прощения, если мой вопрос покажется неуместным, но сколько вам лет? – мое любопытство взяло верх, когда мы приближались к теннисному корту.
– В следующем месяце мне исполнится двадцать один. – Поправив очки на переносице, координатор посмотрел на меня, слегка приподняв голову, и я заметил, как по его щекам пробежал румянец. Мне не хотелось, чтобы он чувствовал себя неловко, и я решил сменить тему.
– И что привело вас к карьере координатора в психиатрической клинике? – с серьезным видом поинтересовался я.
– Это часть моей практики. Я учусь на клинического психолога, и пока что мне разрешают находиться
– Так ведь это неплохое начало, вы так не считаете? Совсем скоро вы будете настоящим доктором, – заявил я приободряющим тоном, и на лице моего собеседника промелькнула застенчивая улыбка.
Несмотря на его детский вид, парень в разноцветной жилетке отлично справлялся со своими обязанностями. Он перечислил мне различные возможности времяпрепровождения в Тихой Долине и дал пару брошюр с расписанием занятий. Так я узнал, что по выходным теннисный корт был открыт с десяти до шести, а также то, что я мог плавать по утрам и вечерам в местном бассейне. Кроме того, у клиники был свой небольшой спортзал с личным тренером. Для тех, кто не увлекался спортом, были организованы занятия по рисованию, игре в шахматы и уроки садоводства, на которых пациенты могли выращивать цветы и даже овощи, которые потом отправлялись прямиком на местную кухню. «Это не только учит терпению и помогает снять напряжение, но и позволяет увидеть плоды собственного труда», – многозначительно заявил координатор, но мне показалось, что это были не его слова, а фраза из мануала, который ему, скорее всего, пришлось выучить наизусть. «Это показывает, что наши действия имеют определённый результат, что мы имеем контроль над происходящим», – добавил он, и я лишь кивнул, не решившись спросить, на самом ли деле он в это верил.
После окончания нашей прогулки мною одолела непреодолимая скука. Прохаживаясь по просторам клиники, я совершенно не мог найти себе места, будто сам факт моего существования нарушал природный баланс. Ни на террасе, ни в холле, ни даже в моей комнате – ни в одном из этих мест мое нахождение не представлялось приемлемым. Только вот я не мог понять, для кого или для чего именно оно являлось неприемлемым, а, может, просто боялся об этом подумать.
На некоторое время мне удалось увлечь себя брошюрой, которую мне вручил будущий психолог. Я пытался сообразить, что из богатого предложения всевозможных вариантов времяпрепровождения подходило мне больше всего. Мне всегда нравилось планировать, даже несмотря на то, что я никогда не был способен гарантировать, что буду придерживаться собственных планов. Оказавшись в ситуации, когда мои возможности иметь контроль над чем-либо были минимальными, и под «минимальными», я лишь не хотел до конца признавать себе, что они были нулевыми, выбор между рисованием и плаванием пробудил во мне чувство подобное восторгу. Я не рассматривал садоводство, то ли по причине того, что это казалось мне слишком трудоемким занятием, то ли потому, что координатор наградил его самым банальным клише на свете, если клише вообще возможно было описать подобным способом. Я решил, что на следующей неделе попробую посетить спортзал или бассейн и, оставшись довольный своим решением, отправился на ужин.
Весь вечер я провел в библиотеке, большую часть времени рассматривая содержимое массивных деревянных полок, нежели чем читая. Я также периодически отвлекался на заходивших в библиотеку людей, которые предпочли литературу просмотру фильма, который показывали в соседней комнате. Во время своей прогулки с парнем в очках я узнал, что по воскресным вечерам в большом зале, предназначенном для собраний, проходил просмотр легендарных фильмов. Ничего неоднозначного или жестокого, лишь старая добрая классика, которая должна была заставить нас почувствовать себя лучше хотя бы на час с небольшим. Я любил фильмы, но предпочитал смотреть их в одиночестве. Моему уму было неподвластно, почему люди собирались вместе для занятия, имеющего столь индивидуальный характер. Десятки, а то и сотни людей сходились для того, чтобы сидеть рядом друг с другом в темноте и в тишине, каждый погруженный в свое собственное понимание происходящего. За всю жизнь я был в кинотеатре лишь пару раз, и то не по собственной инициативе. В то же время я понимал, что у находящихся в клинике не было выбора, и это было их, нашей, единственной возможностью избавиться от почти невыносимой тишины здешних вечеров.