34 ступень
Шрифт:
Пару раз вечер закончился для меня в кровати в объятиях Вики, которая была на пару лет младше меня, носила исключительно черные чулки и занимала позицию младшего аналитика. У нас с Вики не было ничего общего, кроме того, что мы не особо любили говорить о себе, да и вообще говорить друг с другом. В офисе мы обменивались вежливыми приветствиями, а после наших совместных ночей она лишь говорила «пока» и никогда не целовала меня на прощание. В каком-то роде она была для меня идеальным партнером, который не пытался стать частью моей жизни, одновременно наполняя ее тем, чего в ней недоставало.
Некоторое время мои мысли были поглощены воспоминаниями о Вики. Это могло длиться пару минут, а, может, и около часа. В месте, где я находился, время, казалось, поддавалось совершенно иным
«– Что ты хочешь?
– Я хочу убить время.
– Время очень не любит, когда его убивают».
Я думал о Вики, о ее темно-сером пиджаке и неизменно красной помаде. О том, как каждые полчаса она поправляла свою прическу, хоть та и оставалась такой же идеальной, как утром. Я вспоминал наше знакомство и первый раз, когда что-то в ней показалось мне непреодолимо притягательным. Но больше всего мои мысли были заняты желанием того, чтобы она оказалась рядом. Дело было совсем не в моих к ней чувствах, мне просто было необходимо присутствие другого человека. Друг или враг – неважно, мне требовалось, чтобы кто-то очутился рядом и своим присутствием убедил меня в том, что мир не застрял в этом паршивом дне. Чтобы кто-то убедил меня, что время однажды сможет вырваться из проклятого замкнутого круга.
Несмотря на то, что наши вечера в баре, как правило, заканчивались на тихой ноте, это почти никогда не было окончанием моей ночи. Наблюдая за остальными с их уставшими лицами и тяжелыми веками, я становился их отражением, повторяя: «Да, уже действительно поздно» и «Я жду не дождусь, когда лягу в постель». Я мог лишь надеяться, что моя имитация усталости не была слишком плоха. Конечно, я тоже был выжат после трудовой недели, но моя жажда была сильнее физического изнеможения. Она была сильнее желания спать и продуктивно провести следующий день. Эта жажда затягивала меня в свою воронку, подпитывая сознание идеей о том, что жить стоило здесь и сейчас и что мне было необходимо прочувствовать момент. Этот момент мог растянуться на пару часов, растворяясь в промилле и моих несвязных мыслях, но так и оставался недостаточно прожитым. Мне надо было стараться сильнее, я был обязан поймать его и выжать каждый грамм жизни, испытав его до конца и навсегда присвоив его себе. Конечно, я понимал, что это было ложной жизненной философией, оправдывающей мою проблему, но суть заключалась в том, что я руководствовался чувствами, даже когда здравый смысл твердил, что открывать новую бутылку было плохой идеей. В своей жизни я чувствовал так мало, что был не в силах совладать с этим импульсом и добровольно становился его пленником.
Наивное желание поймать момент и оставить его с собой навсегда не было единственным источником моей проблемы. Это не было единственной причиной, по которой, выйдя из бара, я направлялся в магазин за бутылкой виски или же ловил такси и просил отвезти меня в ближайшее работающее заведение, освещенное неоновыми огнями с мигающей надписью «Открыто». Кроме отчаянной попытки остановить время, в те моменты я уповал на то, что это могло заставить Тебя прийти ко мне. Прийти не одним недоговоренным предложением по пути на работу или несвязным монологом, когда я принимал душ или смотрел телевизор. Я хотел, чтобы Ты пришла ко мне так же, как это было в детстве, когда мы проводили вместе солнечные летние дни или могли часами напролет разговаривать перед сном, когда я забирался под одеяло, боясь, что родители или Софи могли нас услышать. Я жаждал вновь чувствовать прикосновение Твоих рук, как в тот день, когда мы упали с велосипеда.
Временами мне это удавалось. Ты приходила ко мне, когда я сидел в темноте с полупустой бутылкой в руке, запрокинув голову на кровать, и спрашивала, как прошел мой день.
«Знаешь, это как когда покупаешь шоколад с изюмом. Ты ведь покупаешь его потому, что тебе нравится изюм, так ведь? Так вот я это тот случай, когда покупаешь плитку шоколада с изюмом, а потом обнаруживаешь, что вместо начинки там издевательство в виде пары засохших ягод», – пытался объяснить я свою мысль, едва сдерживая икоту. Конечно, со мной все было немного сложнее, потому что я не знал, что было этим самым изюмом для меня. Я был не в силах определить, чего именно мне не доставало, но ощущал, что это «что-то» было самым главным. Возможно, я попросту не обладал талантом к жизни.
Сначала я рассказывал, как скучал по Тебе, но уже спустя несколько минут начинал обвинять во всех своих бедах. «Это все из-за Тебя. Все из-за того, что Тебя нет рядом, из-за того, что я не могу взять Тебя за руку и по-настоящему быть с Тобой. Зачем Ты делаешь это со мной?!» – спрашивал я, захлебываясь слезами. «Неужели так трудно понять, что мне без Тебя тяжело?». Ты никогда не прерывала меня и всегда выслушивала до конца несмотря на то, что я знал, что мои слова причиняли Тебе боль.
«Почему Ты приходишь ко мне так редко?» – однажды спросил я. В тот раз мы были на набережной холодной осенней ночью, и я забыл свое пальто в баре и сидел на ступеньках, ведущих к воде в одном пиджаке, чувствуя неминуемое приближение простуды. «Я лишь хочу, чтобы ты жил нормальной жизнью», – тихо ответила Ты, и из-за сильного ветра Твой голос звучал как еле уловимое эхо. «Пожалуйста, не сдавайся» – говорила Ты. После этого впервые за долгое время я ощутил Твою руку на своем плече. «Помнишь, когда тебе было еще совсем мало лет, я пообещала тебе, что мы обязательно встретимся?». Я спрашивал Тебя, сколько еще мне надо было ждать, но Ты лишь твердила, что наше время еще не пришло. Ты всегда говорила загадками, что, если хорошенько подумать, не должно было меня удивлять. Было вполне логично предположить, что голос в голове, не отягощенный материальной оболочкой, не мог давать точных прогнозов. Только вот Ты никогда не была для меня плодом моего воображения. Скорее, Ты являлась единственным, что было реальным в моем несуразном существовании, полном иллюзий и притворства.
Тогда на набережной я задал вопрос, который не осмеливался спросить ранее. «Как я Тебя узнаю?» – спросил я, и мои губы невольно растянулись в улыбке, хоть я вовсе не был в радостном расположении духа. «Ты просто поймешь, что это я», – ответила Ты, и я был уверен, каким-то образом я знал, что Ты была права. «Я непременно пойму, что это Ты», – неустанно повторял я, то про себя, то вслух на протяжении нескольких дней после той нашей встречи, пока лежал в постели с ужасным кашлем и температурой.
После наших ночных рандеву я обнаруживал себя в состоянии, которое было весьма подобно тому, что я ощущал в эту субботу. Я просыпался один, в одежде, которая была пережитком ушедшего дня, с неистовой головной болью и чувством опустошения. Возможно, опустошение не было правильным словом и то, что точнее описывало мое состояние, было старое доброе одиночество. Как будто внутри меня была яма, ведущая куда-то в темноту, на самое дно, и рядом не было никого, кто подал бы руку и не позволил бы мне упасть в нее и раствориться на дне. На дне, которое представляло собой не что иное, как черную дыру, которая была одновременно моим наказанием и моим же творением.
Как-то давно я читал, что эмоциональные расстройства могут вызвать настолько сильную реакцию в организме, что человек начинает чувствовать физическую боль. В моем случае боль была вызвана отсутствием Тебя и чрезмерным употреблением алкоголя. Все же, несмотря на то, как плохо мне было каждый раз после наших встреч, я ни о чем не жалел и знал, что мне придется снова напиться до беспамятства лишь для того, чтобы Ты пришла ко мне и разочарованно заявила, что это не то, чем должна была стать моя жизнь. Я так ни разу и не отважился спросить, какой же план был мне уготован и на каком этапе все пошло не так.