40 австралийских новелл
Шрифт:
— А я не прочь бы поработать в воскресенье, — подает голос Джо.
— Я думаю, ты много денег сберег, не жертвуя на церковь. Ты отпетый старый грешник.
— Что верно, то верно. В церкви я был всего два раза в жизни: первый раз меня чуть не утопили в купели, а во второй — обвенчали с полоумной женщиной.
Дик улыбается. В его улыбке сквозит любовь к старому забияке. Понимает он сам это или нет, но Джо хороший христианин. Про таких говорят «прирожденный джентльмен». Он усердный работник, только, правда, безбожник, вот и все. У него три судимости: первая— за кражу дров во время кризиса, вторая — за драку с полицейским во время забастовки в тысяча девятьсот
Дик любит его, как молодые ребята часто любят бывалых людей, наставников. Они вместе работают, вместе переходят с одного судна на другое, вместе ездят на работу, рядом живут.
Грузчики продолжают болтать, когда катер, пыхтя, проходит через Свингин — Бэйсн. Туман все густеет. Южная часть порта едва различима. Вокруг редких огней — медножелтые круги. Издали видны снасти — это ветхие и тусклые лихтеры, жалкие остатки парусного флота. Северная сторона порта скрыта в тумане, оттуда доносится лишь неясный шум.
Там, за серой завесой, на угольных причалах гремят старые лебедки и на подъездных путях причала Дадли — стрит железнодорожные вагоны с грохотом стукаются один о другой. Над водой с необычайной отчетливостью разносится резкий мужской голос.
Через несколько минут все исчезает, катер замедляет ход. Теперь уже все окутано туманом. Взгляд Дика устремлен на гребень волны у носовой части катера. С тех пор как катер отошел от шестого причала, волны становились все меньше и меньше; а сейчас видна лишь легкая зыбь. Из каюты доносятся голоса грузчиков, проклинающих холод и рассуждающих о том, как лучше добраться до берега в случае аварии. Дику хочется, чтобы они замолчали. Он тоже замерз, но его раздражение почти прошло. Здесь, в этих кораблях, проходящих ночью, есть тоже своя красота, как и в маленькой белой ручке… Всего в трех футах от него медленно течет черная, как сажа, вода. Очень легко вообразить, что движется только вода, а катер стоит на месте — гружен ное людьми суденышко застыло в вечной ночи на черной реке. Слева, на южной стороне, все замерло; а справа, с северной стороны, доносится только отдаленный шум невидимого мира.
Девять часов вечера.
На Куд — Айленд вспыхнул зеленый огонек — сигнал, указывающий путь судам.
Один — единственный огонек. Затуманенный зеленый глазок, который не гаснет и не разгорается. Зеленый глазок и серый туман. Катер проходит довольно близко от огонька, даже слишком близко — это становится очевидным, когда катер круто сворачивает влево. Из темноты ночи доносятся новые звуки. Это звуки с судна, на котором кипит работа. Прямо перед ними, совсем недалеко. Видно, у Ярравилла. Разговоры, которые было стихли, снова оживляются.
— Что же это такое, черт возьми?
— Неужели еще нет девяти?
— Сейчас ровно девять. Возможно, судно с углем подошло.
— Да, сегодня утром пришвартовалось.
— Слава богу, теперь недолго, а то я замерз, как собака.
— Посмотришь, как дневная смена взвоет, когда мы причалим. Когда они поднимут якорь, будет уже десять часов.
Около носовых частей двух судов туман меняет свою окраску, и кажется, что раскрылись две светящиеся пещеры, как будто какая-то гигантская сила раздувает опущенные занавеси. И в каждой из этих пещер вырисовывается надпалубная надстройка корабля с той ошеломляющей
Красивые очертания «Триенцы» — большого судна — не привлекают внимание портовых грузчиков. Глаза их прикованы к «Милдыоре». Их интересует только один вопрос— сколько ночей они здесь проработают.
— Ей богу, «Милдьюра» глубоко сидит!
— Здорово ее нагрузили.
— Поработаем ночи три или четыре — красота!
Под взрыв насмешек и приветствий дневной смены катер подходит к высокому причалу.
— Долго же вы добирались!
— Чего ворчите? Вам заплатят за то, что пришлось нас ждать.
— Здорово, Блюй, старый разбойник!
— Как поживаешь, Джим? Много ли работы для нас оставили?
— Для тебя вполне достаточно. На «Милдьюре» неплохо можно заработать.
— Сколько партий?
— Пять во втором отсеке. Когда спустишься, начинай с левого трюма. До ужина — хорошо поработаете — две партии осилите.
— Спасибо, сынок!
Ночная смена, выбираясь из катера наверх, на пристань, проклинает администрацию порта за то, что она не дает ни лестниц, ни сходен. Дик последним зацепился за балку только потому, что предпоследним был Джо. Молодого грузчика возмущало, какие усилия нужно было приложить его старому напарнику, чтобы взобраться наверх. «Чертова жизнь! Кругом безобразие. Никак не избавишься от него». Исчезло необычайное очарование окутанной туманом реки. Черные перила пристани облеплены людьми, словно огромными жуками, — значит, снова работай десять часов без передышки. О том же напоминает огромный силуэт портала подъемного крана, предназначенного для разгрузки угля. Работать, вечно работать, и лишь изредка мелькнет на миг красота: то дымка тумана, то маленькая белая ручка, то черная вода, вспененная катером.
— Пошевеливайся, старина! — крикнул кто-то сверху.
Огромные башмаки Джо как раз над головой Дика. Одна нога Джо поднята на следующую балку. Дик ждет, когда передвинется вторая. Но старик пытается найти опору повыше и ухватиться за нее руками. У Дика руки окоченели от холода. Балки покрыты мбкрой угольной пылью и холодны, как лед. По обеим сторонам грузчики дневной смены спускаются вниз на катер. Всюду шум, толкотня, мельканье черных фигур.
Вдруг Дика охватывает тревога: нога Джо, которую тот только что занес на вторую балку, снова оказалась внизу.
— Эй, там, наверху! — закричал Дик. — Помогите человеку взобраться!
Слишком поздно. Как раз когда Дик отодвинулся в сторону и старался подняться выше, чтобы поддержать друга, ослабевшие руки грузчика разжались. Как тяжелый узел, он рухнул вниз, с глухим стуком ударился о планшир катера и упал в воду, прежде чем кто-нибудь смог протянуть ему руку.
Час спустя еще один катер скрывается в тумане. На нем только два человека и оба внизу. Один стоит у руля, а другой прислонился к открытой двери, устремив взгляд на серую завесу за бортом. Куд — Айленд уже был далеко позади, когда заговорил рулевой:
— Товарищ твой, что ли?
— Да, товарищ.
— Быстро ты его вытащил.
— Не очень-то быстро. Он же ударился о катер, прежде чем упасть в воду.
Спустя минуту рулевой опять спросил:
— А хозяин знает, что ты смылся?
— Мне все равно, я не стал бы работать этой ночью даже ради самого короля Георга. Да к тому же надо сообщить его старухе.
— Я еду до второго причала. Это тебя устроит?
— Да мне все равно.
И ему действительно все равно. И даже чем дальше ехать и чем медленнее, тем лучше.