5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне
Шрифт:
Лемерль открывает папку с бумагами.
Сколько времени вы предполагаете занять?
Лемерль.Немного. Я думаю, что показания полицейского Матра позволяют мне сильно сократить свою речь, и если суд разделяет это мнение…
Председатель (весьма сухо).Я спрашиваю — сколько времени вам потребуется?
Лeмeрль.Двадцать минут, не больше.
Председатель (нехотя соглашаясь).Ваше слово.
Лeмeрль.Господа! Я высоко ценю, уважаю и почитаю работников городской полиции. Случай, имевший место на этом заседании, как бы ни был он характерен сам по себе, не может поколебать во мне чувства симпатии к этим скромным служителям общества, которые, получая ничтожное вознаграждение,
Голоса (ропот в зале).Гляди-ка, он говорит в пользу фараонов!.. Защищай лучше Кренкебиля! Эй ты, бездельник!
Стража выводит одного из присутствующих.
Выводимый.Я же ничего не сказал такого… Право, ничего не сказал…
Лeмeрль (продолжает свою речь).О да! Я, разумеется, не могу не признавать тех скромных, но драгоценных услуг, которые ежедневно оказывают славному населению Парижа эти блюстители порядка. И я, господа, не посмел бы выступать перед вами в защиту Кренкебиля, если бы усматривал в нем оскорбителя старого солдата… Но обратимся к фактам. Моего подзащитного обвиняют в том, что он сказал «Смерть коровам». Я могу, ничуть не оскорбляя вашего слуха, повторить во всеуслышание название этой величавой королевы лугов, доброго и мирного создания, питающего нас молоком. Не отрицаю, что при известных обстоятельствах и в устах некоторых лиц это слово может приобретать оскорбительный характер. Здесь, господа, перед нами маленькая, но довольно любопытная проблема простонародной речи. Перелистайте словарь рыночного жаргона, и вы в нем найдете (читает): «коровяк» — ленивый, бездельник; кто валяется, как корова, вместо того чтобы работать. «Корова» — тот, кто продался полиции, сыщик. «Смерть коровам» — говорится в известной среде. Весь вопрос, однако, заключается в том, как это сказал Кренкебиль. И даже — сказал ли он это? Позвольте, господа, усомниться. Я отнюдь не подозреваю полицейского Матра в недобросовестности. Но, как мы уже говорили, на нем лежат тяжелые обязанности. Он бывает подчас усталым, измученным, переутомленным. При таких условиях он мог оказаться жертвой своего рода галлюцинации слуха. После того как он нам здесь заявил, будто бы доктор Давид Матье, кавалер ордена Почетного легиона, главный врач больницы имени Амбруаза Паре, светоч науки и человек из хорошего общества, крикнул «Смерть коровам», мы вынуждены признать, что полицейский Матра страдает навязчивыми идеями, что он — если уместно столь сильное выражение — одержим манией преследования.
Голоса в зале (многочисленные и шумные выражения одобрения).Вот это правильно! Правильно! Можешь больше не говорить, все ясно. Очень хорошо, очень хорошо.
Пристав.Соблюдайте тишину!
Председатель.Всякое проявление одобрения или неодобрения строго воспрещается, — я отдам приказание страже удалять из зала нарушителей порядка.
Мертвая тишина.
Лeмeрль.Господа! Передо мной лежит сочинение высокоавторитетного в данной области автора. Это — «Трактат о галлюцинациях» Бриера де Буамона, доктора медицины Парижского университета, кавалера ордена Почетного легиона, польского ордена «За воинскую доблесть» и т. д. Из этого трактата мы узнаем, что слуховые галлюцинации — явление весьма и весьма распространенное и что под влиянием сильного волнения, переутомления, чрезмерного умственного или физического напряжения слуховым галлюцинациям бывают подвержены люди психически совершенно здоровые. Какова же обычная, постоянная природа этих галлюцинаций? Какие слова должны были послышаться полицейскому Матра, находившемуся в том болезненном состоянии, когда возникают ложные слуховые восприятия? Об этом скажет вам доктор Бриер де Буамон. (Читает.)«В большинстве случаев возникновение таких иллюзий связано с профессиональными занятиями, с привычками, с увлечениями больных». Заметьте, господа: с профессиональными занятиями, с привычками… Таким образом, галлюцинирующий хирург услышит жалобы пациента, биржевой маклер — сообщения о курсе акций, политический деятель — бурные интерпеляции депутатов, своих коллег, постовой полицейский — крик «Смерть коровам». Нужно ли останавливаться на этом дольше?
Председатель отрицательно качает головой.
Допустим, даже, что Кренкебиль крикнул «Смерть коровам»; надо еще уяснить себе,
В зале слышен гул разговоров.
Но здесь речь идет об уголовном праве, строгом и точном. Преступное намерение — вот что подлежит преследованию прокурорского надзора, вот что караете вы, господа! В суде исправительной полиции намерение становится существенным элементом преступления. И перед нами встает вопрос: имелось ли в данном случае преступное намерение? Нет, господа, его не было.
Шум возрастает.
Пристав.Соблюдайте тишину.
Лeмeрль.Кренкебиль — незаконнорожденный сын уличной торговки, погибшей от разврата и пьянства. Он…
Чей-то голос.Вот-те на! Он позорит теперь. его мать!
Лeмeрль.…наследственный алкоголик… Умственно ограниченный от природы и лишенный какой бы то ни было культуры, он живет одними инстинктами. И, позвольте вам заметить, инстинкты эти, в сущности, вовсе не так уж плохи, но они грубы и примитивны. Душа его как бы заключена в непроницаемую оболочку. Он не понимает как следует ни того, что ему говорят, ни того, что говорит он сам. Слова имеют для него лишь смутный, рудиментарный смысл. Он принадлежит к тем жалким существам, которых столь мрачными красками изобразила кисть Лабрюйера [148] , — к людям, которые живут и ходят так низко пригнувшись к земле, что их можно издали принять за животных. Вот он перед вами, отупевший за шестьдесят лет нищенского существования. Господа! Вы признаете, что он — невменяем. (Садится.)
148
Лабрюйер Жан (1645–1696) — французский писатель, автор книги «Характеры и нравы нашего века», где есть страницы, посвященные ужасающей нищете французского крестьянства конца XVII столетия.
Председатель.Суд удаляется на совещание.
Шум. Два члена суда наклоняются к председателю, который им что-то шепчет.
Кренкебиль (своему адвокату).Видно, вы долго обучались, что можете говорить так много без передышки. Говорите-то вы хорошо, да уж больно скоро, понять нельзя. Ну, да ладно — хоть я не разобрал, о чем вы там говорили, я все же благодарен вам, только…
Пристав.Соблюдайте тишину!
Кренкебиль.Как заорет этот малый, так меня словно по животу ударят… Только надо было бы еще им сказать, что я никому ничего не должен. Ведь это сущая правда! Я — человек аккуратный, знаю счет каждому су. Да, может, вы и говорили, но я не дослышал… А потом надо было спросить, куда они девали мою тележку.
Лeмeрль.Ведите себя спокойно, это в ваших интересах.
Кренкебиль.Это что же — они там сейчас приговор мой высиживают? Ну и волынка… Ох, боже ты мой!..
Пристав.Соблюдайте тишину!
В зале водворяется тишина.
Председатель (войдя, оглашает приговор, написанный на разных бумажках — на извещениях о смерти, о браках, на проспектах торговых фирм и т. д.). Рассмотрев, в соответствии с законами, настоящее дело…
Голос из публики (прерывает внезапно тишину).Оправдали!..
Председатель (бросив уничтожающий взгляд).…и принимая во внимание, что из приложенных к делу документов и свидетельских показаний, заслушанных на заседании, следует, что двадцать пятого июля сего года, в день своего ареста, Кренкебиль Жером оказался виновен…
Из глубины зала поднимается глухой и грозный ропот; председатель пресекает его разящим как меч взглядом и продолжает чтение в наступившей снова тишине.
… в нанесении оскорбления представителю государственной власти при исполнении им служебных обязанностей, преступлении, предусмотренном статьей двести двадцать четвертой уголовного кодекса, суд исправительной полиции, применив означенную статью, приговорил Кренкебиля Жерома к пятнадцати дням тюремного заключения и пятидесяти франкам штрафа… Объявляется перерыв.