61 час (в сокращении)

Чайлд Ли

— Можно вызвать слесаря из Пирра, — сказал Питерсон.

— Лучше — банковского грабителя, — отозвался Ричер. — Медвежатника. Может, в тюрьме сейчас есть такой.

— Не верится, что это место никогда не использовалось. Оно обошлось в миллионы.

— В те дни оборонный бюджет был практически не ограничен, — сказал Ричер.

— Не могу поверить, что ему не нашлось другого применения.

— Проект был с какими-то изъянами.

— И тем не менее. Морская пехота могла проводить здесь зимние учения.

— При том что в названии штата есть слово «Южная»?

Они вернулись к машине, забрались в нее и уехали.

15.55. Осталось двенадцать часов.

Далеко

на востоке и немного южнее, на базе ВВС Эндрюс в Мэриленде, приземлился самолет. Реактивный самолет бизнес-класса, арендованный армией и приписанный к конвойной роте военной полиции. В нем находились пилот, второй пилот, трое конвойных и заключенный. Заключенным был капитан Четвертой пехотной дивизии из Форт-Худа. Самолет вырулил к ангару, с него спустили лестницу, и заключенного быстро провели к машине, стоявшей на площадке. Его посадили сзади. Встречала его женщина, майор военной полиции. Женщина среднего роста. Стройная. Ее длинные темные волосы были собраны сзади. Загорелая, с темно-карими глазами. В лице ее угадывался ум, властность и вместе с тем недоброе озорство. Она носила орденские планки — «Серебряной звезды» и две «Пурпурного сердца».

— Здравствуйте, капитан. Я майор Сьюзан Тернер, командир сто десятого подразделения военной полиции. Я веду ваше дело. Мы поговорим минутку, а потом вы вернетесь в самолет и полетите обратно в Техас или прямо в Форт-Левенуорт. Вы поняли?

— Я требую адвоката, — сказал капитан.

— Получите, — сказала Сьюзан Тернер.

Капитан молчал.

— У меня плохие новости, — сказала Сьюзан Тернер. — Вы умрете. Именно это вы услышите от адвокатов. Все они скажут, что вас казнят. Вы уже — ходячий покойник.

Капитан молчал.

— То есть пока что сидячий. Вы сидите в машине и слушаете меня. И должны выслушать, потому что перед вами важный выбор: за что вас казнят. Либо Техас казнит вас за убийство жены, либо Левенуорт казнит вас за измену родине. Техасский вариант — люди его отчасти поймут. Послевоенный стресс, долгое участие в боевых действиях, все эти посттравматические дела. Но в случае измены оправдывающих обстоятельств нет. Вашим маме и папе придется продать дом и переехать. Или они не смогут его продать и повесятся в подвале. Подумайте о брате. Столько лет он на вас равнялся? Конец. Должен уволиться из флота. Кто поверит ему в команде? Брату предателя? Может быть, тоже покончит с собой.

Капитан молчал.

— Так вот, предлагаю. Поговорите со мной. Ответьте на мои вопросы, и мы измену спрячем под сукно.

— Ладно, буду говорить, — сказал капитан.

— Ладно, будете говорить с кем?

— Ладно, буду говорить с вами, мэм.

Платон положил трубку. Звонил его пилот и сказал, что в течение суток погода испортится. Опять пойдет снег. Платон знал это и без него. У него было спутниковое телевидение.

Рядом с телевизором висели впритык одна к другой восемнадцать картин маслом. На двух длинных стенах — еще сорок три. И двадцать на другой торцовой стене. В большинстве — второсортные работы третьеразрядных художников. Платон был не простофиля. Он знал, что у него висит. Каждое полотно было сувениром загубленной жизни — и только. Между картинами он набил из медных булавок сотни фигурок в виде перевернутых подков. На каждой подковке висело столько ожерелий и браслетов, сколько могло поместиться. У него были бриллианты, изумруды, рубины и сапфиры. Золотые цепочки, серебряные цепочки, платиновые цепочки. На отдельных булавках висели кольца. Обручальные кольца с камнями и без камней, большие бриллианты.

Это был вопрос времени.

Когда кончились

деньги, сколько могут продержаться люди до того, как продадут свои тела? Сколько слоев у человека между поражением и капитуляцией, между падением и гибелью? У бедных людей — никаких слоев. Они нуждались в его продукте, так что, когда кончалась их жалкая зарплата — а это происходило обычно в первый же день, — они выходили на улицы и делали то, что им велено было делать.

С богатыми было иначе. Заработки больше, и хватало на дольше, но не навсегда. А потом начиналось медленное опустошение банковских счетов, расставание с акциями, облигациями. Потом трясущиеся руки рылись в шкатулках с драгоценностями. За ними следовали картины. Когда не оставалось ничего, богатые тоже сдавались — сначала, может быть, в отелях, но в конце концов неизбежно оказывались на улице и делали то, что им велено.

Вопрос времени.

Холланд остановил машину на стоянке и отправился к себе в кабинет. Питерсон и Ричер пошли в пустую оперативную комнату. На столе записок не было, на автоответчике — ничего.

Ричер нажал клавишу пробела на клавиатуре компьютера, экран осветился, и на нем появилось изображение полицейского значка. Он сказал:

— Выясним, кто такой Платон. Кто бы он ни был, кажется, он в этой истории — главная фигура.

Питерсон сел за соседний стол и тронул клавиши своего компьютера. Должно быть, появилось какое-то диалоговое окно, потому что Ричер увидел, как он нажал левым мизинцем клавишу регистра, правым указательным — заглавную букву и потом — еще пять маленьких.

— Ничего, — сказал Питерсон. — Отсылка к «Гуглу», а там — что он греческий философ.

— Других имен, прозвищ не знаете?

Питерсон набрал еще какое-то слово. Девять букв. Вероятно, другое имя, потом пробел, потом «Платон».

Южноамериканец. Гражданство неизвестно. Настоящая фамилия неизвестна. Возраст неизвестен. По слухам, живет в Мексике. По слухам, владеет ломбардами в пяти городах США, подозревается в торговле наркотиками, подозревается в связи с организованной проституцией.

— Славный малый. Больше ничего?

Питерсон вызвал другую базу данных.

— То же самое, — сказал он. — Южноамериканец, настоящая фамилия неизвестна, предполагаемый возраст — сорок с чем-то, предполагаемое место жительство — Мексика, ломбарды в Чикаго, Миннеаполисе, Милуоки, Де-Мойне, Индианаполисе, торговля наркотиками в тех же городах, проституция в тех же городах.

— Выяснили для себя что-то новое? — спросил Ричер.

— Городов раньше не знали.

— А кроме этого?

— Тут предупреждение, насколько он крут. — Питерсон прокрутил текст. — Владеет «Боингом-737». Купил у обанкротившейся мексиканской авиакомпании. — Питерсон прокрутил дальше. — Маленького роста. Четыре фута одиннадцать дюймов. В вас сколько?

— Шесть и пять, — сказал Ричер. — Он фактически карлик.

— Кто-то тоже однажды назвал его карликом и проснулся в больнице с отрезанными ногами.

16.55. Осталось одиннадцать часов.

Сьюзан Тернер вернулась в свой кабинет в Рок-Крике. Она оставила машину на стоянке, вошла через парадную дверь и поднялась по лестнице. Коридор на втором этаже был все таким же узким. На полу — по-прежнему линолеум. По-прежнему слева и справа двери с окнами волнистого стекла, за каждой дверью — кабинет. Ничего не изменилось со времен Ричера, подумала она. В ее кабинете стоял знаменитый стол, на нем — три телефона, эргономичное кресло, картотечные шкафы и два стула для посетителей. У нее был компьютер, подключенный к быстрой и безопасной правительственной сети.