777
Шрифт:
– Ну если любовь к колбасе ставить выше любви к истине…тогда ты безусловно прав.
– Да любовь к колбасе – это единственная искренняя и настоящая любовь в жизни! Родителей мы любим потребительски, детей – собственнически, мужья и жены для нас – лишь посредники для обретения либо детей, либо все той же пресловутой колбасы. И только ее, родимую, мы любим по-настоящему и без всяких оговорок. А так называемые поиски истины и правды – это все разговоры в пользу бедных и пользуются популярностью они как раз среди неимущих слоев, у которых этой колбасы сроду не было. Вот они и пытаются ее заменить хоть чем-то. Вот и произносят красивые речи о справедливости, в которую сами не верят, лишь бы заглушить урчание собственных желудков – с этими речами их жизнь обретает хоть какой-то смысл и оправдание. А дай им колбасу – и куда денется их любовь к истине? То-то и оно…
– Похоже, ты циник и мизантроп, – усмехнулся Павел и достал сигарету.
– Не надо курить, – сморщился Алексей. – Уйду – тогда покуришь.
– Да мне плевать, – заявил вдруг Марков и чиркнул спичкой. – Мы работаем в паре, я терплю твой гнилой либерализм, а ты будешь терпеть мои сигареты, друг, – и он дохнул дымом прямо в лицо Мурову. – И, кроме того, если ты внимательнее изучишь список, то найдешь там куда более явного кандидата на угон самолета, – и в мягком взгляде его голубых глаз на мгновение сверкнула сталь.
Алексей встал и налил себе кофе, а когда ставил чашку на стол, Марков заметил, как правая рука его напарника слегка подрагивает.
– Похмелье? – усмехнулся он.
– Я же уже говорил, что не пью, – мрачно протянул Муров и сделал большой глоток кофе.
– А руки чего трясутся?
Алексей бросил на него уничтожающий взгляд, но потом вдруг размяк и тихо произнес:
– У меня рассеянный склероз.
Павел слегка стушевался и поспешно погасил сигарету, словно дым мог каким-то образом повлиять на течение этой болезни.
– Прости, я не знал. А Кухарчук в курсе?
– Да. Это мое последнее дело.
– На его месте я бы тебя отстранил и отправил на все четыре стороны. Ну какое тебе расследование в таком состоянии? Какая Новая земля?
– Ты имеешь в виду Комарова? – резко перевел тему Алексей, вновь опустив глаза на список. – Главарь вооруженной бандитской группировки, некоторое время орудовавшей в Малайзии. Выдан по запросу российских властей и перевозился на общем борту в наручниках и в сопровождении двух полицейских. Слышишь? В наручниках! В сопровождении полицейских!
– А Чернова твоего скрутили сразу после того, как он поднял дебош. Они оба были обездвижены и имели, в общем, равные шансы на угон самолета. Ну? – и Марков хитро подмигнул Алексею.
– Один-один! – вдруг как-то легко рассмеялся Муров и провел тонкой ладонью по растрепанным темным волосам, пытаясь пригладить непослушные авраамические кудри. – А с Трушкиными у нас что?
– Досье идеальное, – пожал плечами Павел. – Обычные туристы, возвращавшиеся из отпуска. Им угон был наименее выгоден. Так что, думаю, надо копать среди малазийцев, а вот на них Китай предоставил весьма скудное досье…
– Постой. Помнишь, Кухарчук читал нам стихи Ларисы Черновой, когда давал задание. Тебя это не насторожило?
– Думаешь, он намекал, что раскопки надо производить именно в этой области?
– Намекал он наверняка именно на это. Но какой во всем этом смысл? Вряд ли она уведет нас дальше Чернова, про которого мы и так уже все знаем.
– Надо пробовать в любом случае. Пока не отбыли в командировку, у нас не так много направлений, поэтому берем Лару в разработку. Досье на нее почти никакого нет, придется знакомиться лично. Бросим жребий?
– Давай ты, – помахал рукой Алексей, сразу ретируясь. – Ты у нас артист больших и малых, у тебя это выйдет куда лучше моего.
– Ну жребий, значит, жребий, – покорно согласился Павел и достал из кармана джинсов монетку. – Орел или решка?
– Совести у тебя нет, – пробормотал Муров. – Решка.
Через пару секунд подброшенные два рубля благополучно приземлились на стол вниз гербом.
– Поздравляю, друг! – рассмеялся Павел и протянул Алексею руку.
Тот нехотя ее пожал.
– Ну и где мне ее искать?
– Ну, судя по краткому досье Кухарчука, живет она пока в квартире Тимура, занимается фрилансом.
– Так и тем более – как ее выуживать из дома?
– Ох ты боже мой, как же с тобой тяжело… Ты девственник что ли, Леш? – усмехнулся Марков. – Всему-то тебя надо учить. Подкарауль в магазине, пролей там что-нибудь на нее или на себя, покажи заинтересованность, пригласи в кафе или напросись к ней в гости…
– Ага, приехал из Жулебино в Крылатское в магазин! Правдоподобно!
– Слушай, у тебя девушки вообще были в жизни?
– Были, – смутился Муров.
– Ты как с ними знакомился?
– Да мы с ними в институте и аспирантуре вместе учились…
– Мда, как все запущено. Поедем в Крылатское вместе, буду тебя контролировать, что поделать, – с видом усталой обреченности произнес Марков. – Иди заводи свою чудо-технику. Вот и появится повод для знакомства: у нее наверняка будет куча вопросов про твою машину.
По московским пробкам до Крылатского они добирались около двух часов и очутились там уже ближе к обеду. Алексей высадил Павла возле дома Черновых, а сам отправился в поисках ближайшей гостиницы. Безуспешно прождав Лару до позднего вечера, они решили отправиться спать, а с утра начать дежурить у подъезда посменно.
Скромная гостиница вдали от Рублевки смогла предложить им один общий номер на двоих, правда, с раздельными кроватями.
– Спасибо, что хоть не с одной, – буркнул Павел, рухнув на постель прямо в ботинках.
– В такой номер нас вряд ли бы заселили. С российским-то менталитетом… – скривил губы в усмешке Алексей.
– Да-да, западная толерантность – величайшее достижение человечества! – и Павел высоко поднял руку в патриотическом жесте.
– А что в этом смешного или нелепого? Вы здесь так любите издеваться над теми, кто хоть немного отличается от общей массы, что я временами просто задаюсь вопросом, какой же век на дворе и не начнете ли вы сегодня-завтра снова сжигать ведьм.