777
Шрифт:
– И что такого написал твой друг? Что-то я не слышал про такого писателя…
– Даже «Зиму» не читали? Это самая популярная его вещь. Он большой поклонник Стивена Кинга и пишет все время что-то в этом духе, а я пытаюсь донести до него, что надо создавать что-то свое.
– А ну, дай-ка я полистаю эту твою «Зиму».
– Товарищ милиционер! – окликнул его Тимур. – Книга у меня. Только закладку мою не убирайте, а то я зачитался этой штукой.
– Ладно, ладно, – примирительно проворчал Николай и взял книгу с колен Тимура.
– Скажи, Джин, – крикнул Тимур. – А чем тебя не устраивает творчество Ли? Вот он тоже мне все говорил, что должен написать что-то серьезное, настоящее. А на мой вопрос, что конкретно он имеет в виду, ответить он не смог. Поди и сам не знает. Поди ты ему постоянно твердишь про настоящую большую литературу, вот и развил у него комплекс неполноценности по этому поводу.
– Что-нибудь великое. Что вошло бы в мировую историю. Не одноразовое. Глобальное.
– Ну вот что, например? Приведи кого-нибудь в пример!
Николай продолжал листать повесть, краем уха слушая развернувшийся диалог.
– Фолкнер!
– Ууу, ну ты загнул! Бьюсь об заклад, товарищ милиционер даже не знает, кто это такой, – и Тимур хохотнул, подмигнув Андрею.
– Но-но, – Николай махнул пистолетом у его носа. – Я, может, и не знаю, кто такой этот ваш Флокнер или как там его, но классику я читал, меня этим не запугать!
– Да боже упаси, граф Толстой в большом долгу, товарищ милиционер! – и Тимур картинно поклонился насколько ему позволяли скованные руки.
– У нас ведь что такое большая литература, – продолжил Николай, – это обязательно втиснуть тему бога. Про бога не рассуждаешь – считай, ты второсортное дерьмо. Да, Джин?
– Вы правы, – задумчиво протянул кореец. – Я имел в виду именно эту тему. Как ее обойти стороной, если пишешь что-то вечное?
– О, – закатил Тимур глаза, – и ты туда же. Дался вам этот бог. Да бьюсь об заклад, вы все в него даже не верите! Зато как рассуждать о нем, так всех хлебом не корми – дай про бога поспорить!
– Я верю в бога, – рявкнул Николай. – И видит он, я отправлю тебя к нему, если ты будешь сильно выпендриваться.
– Я не знаю, есть ли бог, – задумчиво протянул Джин. – Я много думал об этом. Всю свою жизнь там… но так и не понял. Если бы он был… вероятно, всего этого кошмара можно было бы избежать.
– Джин, в твоей стране хотят построить царство справедливости, а ты называешь это кошмаром? – встрял в разговор Андрей.
– Да, иногда справедливость стоит слишком дорого. Иногда цена во много раз превышает качество…
– Так ты не веришь в идеалы своей родины, Джин?
– Сейчас, когда я сыт, то верю, – протянул он и задумался. – А бог… я так много думал о нем, что иногда мне кажется, будто я и есть бог.
Остаток ночи Злата провела в полузабытьи, просыпаясь едва ли не каждые полчаса, чтобы прислушаться к происходящему за стенами. Ей все мерещились вопли Натальи и шприц, зажатый в руках девушки администратора, и к завтраку Злата спустилась совершенно разбитой и не выспавшейся со страшной головной болью. Администратор, которую звали Радой, лишь пожала плечами и предложила ей укол никотиновой кислоты:
– К нам приближается циклон, друзья, – заявила она всем собравшимся, – поэтому рекомендую прогулки пока отложить на пару дней. Ну и у метеочувствительных непременно разболится голова, вот как у вас сейчас, – повернулась она в сторону Златы. – Пейте больше горячего чаю и отдыхайте, – она улыбнулась и покинула столовую.
После завтрака и впрямь поднялся ветер, и в замок заползла зябкая промозглость: окна здесь так пока и не поменяли на пластиковые, и многочисленные щели в ставнях начали издавать казавшиеся порой совсем уж жуткими завывания. Пансионеры уныло разбрелись по комнатам, кто-то отправился к камину или в библиотеку, а Злата решила успеть все-таки немного прогуляться до начала снегопада. Рада удивилась ее порыву и предложила свой теплый пуховик с варежками, наказав возвращаться не позднее, чем к обеду.
В новом облачении Злата была похожа на неповоротливого пингвина: пуховик хрупкой Рады оказался ей отчего-то безбожно велик, и Злате с большим трудом удалось взобраться по склону холма, взмывавшего прямо к высоким окнам замка. На склонах росли непролазные кустарники, а ели, цеплявшиеся корнями за выступы, словно в чудовищной попытке вскарабкаться еще выше по холму, макушками своими царапали Злате джинсы. Она спотыкалась, хваталась за тут же рвавшиеся в ее руках тонкие кусты, падала на колени, вставала и снова шла, и старый Ярнэ закрывал ее своим могучим телом от все нараставших порывов ветра. Неимоверных усилий стоило ей добрести до угла, и там она рухнула на промерзшую землю, оперлась спиной о стену замка и громко выдохнула:
– Ну наконец-то! Какое счастье!
Этот склон ели по какой-то причине обошли стороной, и за голыми скелетами лиственных открывался изумительный вид на равнину у подножия скалы. Небо хранило еще пока серебристо-лазурный оттенок, но издалека с запада на Ярнэ надвигалось мрачное полчище туч, вся местность под которыми была, словно пеленой, застелена сплошным крошевом мутно-белой снежной крупы. Злата засмотрелась на это жуткое, но одновременно столь величественное зрелище и пробормотала:
– Господи, именно об этом я и мечтала…
– Видно, и здесь не обрести мне уединения, – раздался чей-то голос в нескольких метрах справа от нее.
Она вздрогнула, приподнялась, вытянула шею и испуганно спросила:
– Кто здесь?
– Приветствую, – снова хмыкнул голос, и из-за куста вынырнула чья-то круглая физиономия в темном капюшоне. – Я-то думал, я спокойно посижу тут один, пока циклон загнал всех по комнатам…