90-е: Шоу должно продолжаться
Шрифт:
Его слушали и ржали, особенно на истории про дона Хуана и рыбаков.
— Теперь вы понимаете, что я никак не мог не пригласить сюда это сокровище, выросшее на берегах благословенной Киневы! — закончил байку Сэнсей. — И я не понимаю, почему в руке моего дорогого друга до сих пор нет стакана?!
Стакан волшебным образом нашелся. И волшебным же образом наполнился. К счастью, это была не неведомая бормотуха, а вполне удобоваримое белое сухое. Типа алиготе, бутылку я разглядеть не успел. Пить я сегодня особо не собирался, но сейчас был тот случай, когда лучше не отказываться.
Все выпили, загомонили. Некоторые из «своих», торопливо со мной
— Пипл ждет нашей музыки! — сверкнув улыбкой, сказал наконец Сэнсей, и музыканты начали подниматься с насиженных мест. А очкарик повернулся ко мне и сказал на ухо то, что я надеялся от него услышать. — После концерта, когда зрители будут уходить, не иди вслед за ними. Здесь еще кое-что намечается. Для совсем своих, ты же понимаешь, о чем я?
Конечно же, я понимал. Так что кивнул со значением, и вернулся из кухни обратно в «зрительный зал».
Бельфегора я обнаружил в компании какого-то бородача и трех девиц хипповского вида. Девицы были совершенно без косметики, с длинными распущенными волосами и хайратниках из цветной тесьмы. Руки по локоть в бисерных и кожаных браслетиках. Тоже вроде бы какая-то группа, но может и нет. Может просто поклонницы творчества «Папоротника», косплеящие его стиль на женский манер.
Музыканты заняли свои позиции, Сэнсей взял микрофон.
— Знаете, когда много выступаешь в одном городе, даже таком многолюдном, как Москва, — заговорил он в своей неспешной, будто заторможенной манере. — То вокруг складывается такая… привычная аудитория. Которая уже знает наизусть все твои песни и байки. Они привычно рассаживаются по своим местам, привычно наливают. И, знаете, можно вообще не петь. Давай уже, Сэнсей, как бы говорят мои зрители. Пой по-быстрому «По ночной траве во седой глуши» и иди к нам. Налито. И закуска стынет. И я счастлив. Я счастлив тому, что моя музыка помогла их сердцам открыться друг другу и стать настолько большими, что они готовы вместить туда меня. Как человека, а не как музыканта. Но грош мне была бы цена, если бы я бросил петь и воспользовался этим щедрым предложением. Хорошего вечера вам, друзья. Откройте ваши души, вы среди своих…
Зазвенел нежный гитарный перебор, запиликала флейта, звякнул треугольник. Сэнсей набрал в грудь воздуха и запел:
— Сединой тумана окутан овраг
Искрами звезд наполнено небо
Спи безмятежно, ничей бывший враг,
Нам понедельник дал три корки хлеба
Три корочки хлеба
Вино-домино-любовь
К прощенью и смерти
Мир приготовь
К земной круговерти
Плясок и снов
Под твоей половиной неба…
Публика внимала с благоговением. Покачивалась в такт. Подпевала шепотом. Я смотрел то на музыкантов, то на зрителей. Случайных людей здесь нет, это понятно. Каждый
Я сканировал глазами всех мало-мальски заметных присутствующих и заносил их в мысленную записную книжку. На предмет пообщаться и познакомиться. Полезные знакомства сейчас стоят куда больше, чем деньги… Как, впрочем, и всегда.
А что до музыки «Папоротника»… Ну… Мне она нравилась больше, чем творчество Астарота. Сэнсей пел неплохо, тексты — с претензией на высокохудожественность и глубокую философию. Голос у него неплохой. В целом, для обычного человека должно быть не стыдно признаться в том, что слушаешь «Папоротник».
Значит, потенциальной публики у такого типа музыки значительно больше, чем у наших «Ангелов Сатаны».
Надо подумать об этом. Шоу-бизнес для меня штука новая, но не думаю, что есть существенная разница. Чем больше потребителей твоих услуг или товаров, тем больше у тебя денег. С узкой нишей велик шанс выстрелить в молоко. Впрочем, может я недооцениваю популярность Сатаны и его свиты. Может быть тысячи новокиневских обывателей на самом деле спят и видят, как бы им попасть на концерт говнарей, думающих, что они демоны и архидемоны…
Одна песня сменялась другой. Очкастый Сэнсей каждый новый номер открывал кратенькой байкой или историей.
Я даже с некоторым удивлением понял, что мне… нравится. Очень расслабленная атмосфера, практически нега. Люди друг другу улыбались, не было видно каких-то кучкующихся в сторонке злословящих сплетников. Хотя очевидно, что знакомы здесь были друг с другом далеко не все. Душевно было. И нежный этно-рок «Папоротника» этой атмосфере очень способствовал.
— Если бы меня до рождения спросили, какую способность я бы хотел получить, чтобы быть полностью счастливым, — сказал Сэнсей, завершив очередную песню. — То я бы пожелал, чтобы когда я пою, мое бренное тело не отвлекало бы меня приземленными и низменными желаниями. Но меня никто не спросил, так что вынужден признаться перед всеми вами, что я ужасно хочу посетить самую маленькую комнату этого благословенного места. Кстати, Гена, спасибо! У тебя здесь просто божественно, давненько я не чувствовал себя так хорошо. В общем, если я как-то слишком сложно изъясняюсь, то это перерыв. На сортир, попить и покурить. Минут пятнадцать, не больше. Потом мы концерт продолжим.
Народ загомонил, все начали вставать со своих мест. Кто-то попытался, ясен пень, пристать к целеустремленно спешащему к вожделенной двери туалета Сэнсею с каким-то вопросами. Часть народу двинула к разложенным на маленьком столике аудиокассетам, которыми заведовал клавишник «Папоротника». Кучка активистов сговаривалась на предмет сбегать в соседний ларек еще за несколькими бутылками. В центре этого движа был уже весьма седеющий мужичок в косухе и джинсах. Его я знал уже по более поздним временам. Лидер группы «Парк культуры и отдыха». Мужик весьма небедный, к двухтысячным занимался раскруткой звездюлек местного масштаба. Но и сам тоже пел. Настоящий я из будущего был с ним шапочно знаком. Мои ребята работали на его концерте как-то. Начинал он как кабачный музыкант в ресторане «Новокиневск». А рок играл для души, на досуге.