90 миль до рая
Шрифт:
Он дал мне все, о чем только может мечтать человек. Но это и есть высшая форма эгоизма. Он хочет дарить людям добро, но согласен, чтобы добро принималось только из его рук.
Я безумно люблю его, но я хочу его смерти. – Слезы катились из его глаз. – Я хочу его смерти потому, что только когда он умрет, я увижу свою маму…
Так Фидель потерял своего первенца. Казалось, проклятье Мирты начинало сбываться. Феделито теперь редко общался с отцом. На очереди были предательства самых близких. На очереди была Алина…
Каково это, когда самый близкий человек, не говоря ни слова, бросает тебя? Пережить такое дано не каждому. Фидель испытывал это неоднократно и уже давно бы растратил весь свой жизненный ресурс, который организм приберег для предателей, если б не чувство долга. Он имел только один должок – перед своим народом. Правда, народ думал, что их Фидель давно с ними рассчитался. Фидель так не считал и продолжал выплачивать проценты. Иногда своим здоровьем. Он часто воспринимал, как свою беду, трагедию какого-нибудь простого кубинского гуахиро из глубинки или, как в случае с Хуаном Мигелем, горе безутешного отца, которого никто не счел нужным поставить в известность, когда увозил его чадо за рубеж. Предательство у Данте – страшнейший из грехов, в девятом круге его ада поджариваются именно изменники. Вернемся же к череде наиболее ярких предательств, оставивших самые глубокие зарубки на сердце Фиделя Кастро…
В 1993 году, в труднейшие для страны времена, в период мировой антикоммунистической истерии, он перенес бегство дочери, рожденной обворожительной Нати Ревуэльтой – жемчужиной гаванской богемы.
Тридцатишестилетняя Алина, водрузив на голову несуразный парик и кепку фирмы «Шанель», под чужим именем и с поддельным паспортом покинула родину, пятнадцатилетнюю дочь Мимин и, заодно, собственную совесть.
Отец мог понять ревность обделенной вниманием девочки к своему сводному брату – первенцу Феделито, мог объяснить обиду вечной невостребованности ее кипящей деятельной натуры и ее разноплановых дарований. Мог предположить, что эти дарования сублимировались в бесчисленные сексуальные похождения и незаконную торговлю произведениями искусства. Но простить дочь за предательство было выше его сил.
– Не упоминайте при мне ее имени, – приказал Фидель своему окружению.
Она выпустила книгу. В ней Алина Фернандес представила себя жертвой репрессий и тотальной слежки, но у читателя почему-то не возникало жалости к автору бестселлера, содержание и гонорар которого согласовывались в Лэнгли.
В своем «шедевре» Алина окатила грязью всех, кого знала, – своего отца, окрестив его Лордом Нищеты и Голода; свою подругу, дочь Че Гевары Хильдиту, якобы признавшуюся ей по секрету, что письма ее отца Фиделю и кубинскому народу были подделкой; своего дедушку дона Анхеля, отца Фиделя и Рауля, обвинив его в чрезмерной скупости и бесчеловечности, заставлявшей избавляться от собственных батраков, когда наступало время расчета с ними. Так и есть, скрупулезно выявляя истоки кровожадной натуры диктатора Кастро, она обвинила родного деда, известного своей добротой, в физической расправе над своими наемниками.
Соавторы и «литературные негры» посоветовали начинающей писательнице для пущей правдоподобности выставить напоказ испачканное белье как можно большего количества известных и не очень персонажей новейшей кубинской истории. И тогда она вспомнила про свою прабабушку, уличив донью Домингу в колдовстве. Тут же она искупала в помоях нобелевского лауреата колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса. Оказывается, он, из жалости к ее страданиям и видя притеснения со стороны режима, тайно купил у нее и нелегально вывез с Острова картину знаменитого Вильфредо Ламы «Женщина-лошадь», являющуюся государственным достоянием. Возможно, данный факт контрабанды и имел место, но зачем же сдавать с потрохами почтенного человека с мировой славой, протянувшего руку помощи? Человека, восторгающегося ее отцом, ведь именно Маркес в свое время изрек: «Кастро – утонченный интеллектуал и проницательный мужик».
Но больше всех, безусловно, досталось папе, который изо всех сил пытался помочь несостоявшейся модели и избалованной кокетке, возомнившей себя рупором диссидентов.
В довесок женщина, от безделья слонявшаяся в Гаване по диппредставительствам, где коротала время за игрой в карты, и по отелям, где искала очередного иностранца, дабы усладить свое потрепанное тело, а если повезет – еще разок выйти замуж и смыться с суженым за границу, шокировала публику своими откровенными снимками. С особым смаком Алина разгласила информацию о том, что за ее окном постоянно наблюдали из окон дома напротив агенты министра внутренних дел Арбантеса, который, по ее словам, тоже пытался за ней приударить. И что же она делала, зная, что находится под наблюдением? Мастурбировала. По-видимому, этим признанием увядающая нимфа хотела вызвать особое доверие миллионной аудитории читателей, не желая понимать, что рано или поздно брошенная на Кубе дочурка тоже прочитает мамины откровения.
Хотя, конечно, мастурбацию и эксгибиционизм с натяжкой можно отнести к форме протеста, выражающего политическое инакомыслие. Особенно когда речь идет о человеке, ненавидящем читать газеты и в принципе не интересующемся ничем, кроме собственного паблисити.
Но надо отдать должное беглянке Алине. У нее все же нашлось доброе словечко в адрес бабушки Лины, которая безоговорочно признала в ней свою внучку, несмотря, как уже говорилось, на некие сомнения в причастности к ее появлению на свет самого Фиделя, находившегося в момент ее рождения в эмиграции. Противоречивость натуры внебрачной дочки Фиделя ярче всего выразилась в том, что, понося почем зря своего папу, оскорбляя, разоблачая и предавая его, лично она добивалась только одного – чтобы никто не смог усомниться в курсировании по ее жилам именно крови команданте, а не какого-нибудь кардиолога Орландо Фернандеса.
Алина Фернандес, оказавшись в Испании, с удвоенной энергией стала эксплуатировать свое родство с Кастро. На Кубе она была куда скромнее. Во всяком случае, доступ к ней западных журналистов был весьма ограничен. Теперь же она сама превратилась в информационный повод, стала центром внимания. Хотя и ненадолго. К 2007 году она совсем постарела, из нее по крупицам выжали все, выудив даже невероятное, затем, правда, опровергнутое. Скоро интерес к перебежчице вовсе утих.
А вот Фидель за тринадцать с хвостиком лет не только не умер, но даже мало изменился. А запретив своим соратникам вступать в полемику с госпожой Фернандес, он окончательно уничтожил ее имя, сведя его до уровня инфузории.
Воистину, в информационной войне пока не придумано сильнее способов, чем умолчание и дискредитация источника информации.
20 декабря 2000 года
Гавана, Куба. Дворец революции
Совещание было расширенным. Кроме членов Политбюро присутствовали силовики во главе с Раулем, другие министры правительства и редакторы периодических изданий.
– Устройте, чтобы с Хуаном Мигелем в США отправилась не только его жена, но и маленький ребенок. Это обязательно. Как их зовут? – поинтересовался Фидель, по старой привычке не желая упустить ни малейшей детали. Уж он-то знал, что значит для простого человека, когда его имя произносит глава государства.
– Жена – Нерси, малыш – Янни, ему нет и десяти месяцев от роду, – доложил министр иностранных дел, выдвиженец Союза молодежи, ораторские и организаторские способности которого Фидель оценил в начале 90-х, в тяжелые для Кубы времена «повторного изобретения велосипеда». Тогда кубинцам из-за нехватки продовольствия и топлива пришлось не только затянуть пояса, но и крутить педали.
– Мобилизуйте массы. – Лидер обратился ко всем. – Митинги должны быть впечатляющими. Проводите их ежедневно у Отдела американских интересов. Пусть наши зодчие воздвигнут там монумент Хосе Марти с ребенком на руках. Не надо гнаться за размерами. А то они соорудят нечто вроде памятника советскому воину-освободителю с немецкой девочкой на руках, что возвышается в берлинском Трептов-парке. Не надо. Пусть сделают нечто обличающее империализм, но без гигантизма. Для информирования общественности используйте не только «Гранму», [47] но и оба национальных канала. А что, кстати, говорит их пресса? – как бы между прочим спросил команданте.
47
«Гранма» – центральная газета Компартии Кубы.