900 дней. Блокада Ленинграда
Шрифт:
Бычевский молод, энергичен. Голубые глаза; волосы, начавшие слегка редеть. Ему было известно, что в Ленинграде получены тревожные сведения (в особенности от военно-морских постов и подразделений, расположенных вдоль финской границы). Известно и о прибытии в Финляндию германских войск. Но в здании Генерального штаба все, казалось, шло в прежнем темпе. Генерал-лейтенант Маркиан Попов, как намечалось, отбыл в расположение войск. А с его отбытием здание наполовину опустело, поскольку большинство лейтенантов и старших помощников сопровождали генерала. Наводили скуку военные сводки из Западной Европы за субботу и воскресенье. Почти единственной примечательной новостью было
А уж опубликованное в субботних газетах заявление ТАСС, под которым стояла дата: 13 июня, пятница, вообще ослабило напряжение в Ленинграде (и во всем Советском Союзе).
В заявлении (врученном заранее германскому посольству для отправки в Берлин) опровергались слухи об угрозе войны между Россией и Германией. В нем говорилось, что слухи распространялись перед отъездом из Москвы британского посла сэра Стаффорда Криппса, и особенно после его прибытия в Лондон. Скрытый смысл заявления состоял в том, что слухи инспирированы Криппсом или вообще англичанами.
Сообщается, говорилось также в заявлении ТАСС, что Германия предъявила различные территориальные и экономические требования, что Россия их отвергла, в результате чего Германия начала сосредоточивать войска на советской границе и теперь советские войска сосредоточиваются на германской границе.
Несмотря на очевидную абсурдность этих слухов, говорилось в заявлении ТАСС, ответственные круги в Москве сочли необходимым, ввиду усердного распространения этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в расширении и развязывании войны.
В заявлении также говорилось, что, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии нарушить пакт о ненападении и напасть на СССР лишены всяких оснований и происходящая в последнее время переброска германских войск, завершивших операцию на Балканах, в восточные и северные районы Германии происходит по причинам, не имеющим отношения к советско-германским отношениям… таким образом, все слухи о том, что Советский Союз готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными.
Под влиянием этого заявления многие командиры успокоились. «Москва знает, что делает», – говорили некоторые. Другие утверждали, что, должно быть, Сталин прав, он ведь знает все факты. Особенно успокаивало то, что даже на секретных заседаниях партийной элиты никто не упоминал, не предупреждал, не предполагал, что война близко.
В Ленинграде успокоились еще больше, когда стало известно, что секретарь обкома и горкома партии Андрей Жданов, член Военного совета Ленинградского военного округа, секретарь ЦК и правая рука самого Сталина, уезжает в летний отпуск.
19 июня в четверг Жданов поездом выехал в Сочи – любимый курорт на Кавказском побережье Черного моря. Сочи – белые особняки, субтропическая растительность, пляж, довольно каменистый. Здесь отдыхал и Сталин. Жданов часто приезжал к нему в Сочи на 2–3 недели. И уж если Жданов теперь поехал в Сочи, наверняка ничего серьезного не случится; так казалось многим. Пресса это поддерживала. В четверг «Ленинградская правда» напечатала единственное сообщение из Берлина – о подписании германско-турецкого договора о дружбе.
Бычевский ежедневно выезжал в Карелию для контроля за строительством укреплений. Он был там и в пятницу, когда вдруг позвонил генерал-майор Дмитрий Никишев, начальник штаба.
«Немедленно приезжайте, – приказал Никишев. – Немедленно!»
Через три часа Бычевский прибыл в Главный штаб.
– Хорошо, что я вас нашел, – сказал Никишев, – такое дело, друг, ситуация немного осложняется… На Карельском перешейке начинают активизироваться финны. Придется организовать боевую защиту границы. Понятно?
– Не совсем.
– Готовьте саперов к постановке на границе минных полей.
Бычевский возразил, что весь его личный состав на фортификационных работах.
– Отзови!
– А из Москвы есть указания? Я думаю, сейчас нельзя прекратить строительство укреплений.
– Мало ли что ты думаешь! – отрезал Никишев. – Собери все мины, какие есть на складах, и выдай саперам. А мы дадим приказ по армии.
Никишев удалился и заперся в кабинете с разведчиками и руководством оперативной службы, а Бычевский, вытащив из папок планы срочного минирования в непредвиденных случаях, стал составлять приказы для 14, 7 и 23-й армий, развернутых вдоль границы с Финляндией от Баренцева моря до Финского залива. Граница протяженностью в 1400 километров, не так просто ее заминировать.
А тем временем Никишев приказал генерал-лейтенанту П.С. Пшенникову, командующему 23-й армией, прикрывавшей Карельский перешеек севернее Ленинграда, переместить одну дивизию из тыла на передовую позицию у Выборга, на финской границе.
Южные и западные подступы к Ленинградской области не входили в Ленинградский военный округ. Когда в 1940 году Прибалтийские государства были включены в состав СССР, эти районы из Ленинградского округа перешли в новый Прибалтийский особый военный округ, штаб которого находился в Риге. К югу и к западу от Ленинграда у ленинградского командования войск не было, кроме нескольких артиллерийских частей, направленных в лагеря на летнюю учебу.
Но в последние недели Бычевский по распоряжению Главного штаба сосредоточился на строительстве укреплений в районе Пскова – Острова для Прибалтийского особого военного округа. Укрепления располагались примерно в трехстах километрах юго-западнее Ленинграда вдоль реки Великой. Эта зона должна была стать глубокой линией обороны в случае наступления на Ленинград с юго-запада.
Весь день в пятницу Бычевский работал над планами новых минных полей вдоль финской границы.
Он обычно поддерживал связь с генерал-майором В.Ф. Зотовым, командовавшим саперными частями в Прибалтийском особом военном округе, но в субботу был так занят, что не позвонил. Позже Зотов сказал, что в субботу занимался тоже минными полями. Он начал установку мин вдоль участка границы с Восточной Пруссией, мобилизовал часть местных жителей на рытье окопов и траншей. Но работы пришлось прекратить, чтобы не создавать панику: колхозные коровы попадали на минные поля и подрывались.
В субботу до позднего вечера Бычевский просидел в Главном штабе. Едва он добрался домой, как уже через час позвонил дежурный с сообщением, что объявлена тревога. В штабе толпились командиры, все спрашивали, что случилось, никто, видимо, не понимал причин, по которым их вызвали. Никишев ничего не объявлял. Все же Бычевский узнал, что на границе неспокойно, и приказал саперам быть наготове, если срочно придется выехать в пограничные части.
Что же происходило за сценой?
Ситуация сложилась трудная. Командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант Попов (и почти все высшее военное начальство) находился на маневрах, секретарь ленинградской партийной организации Жданов был в отпуске, советские руководители второго-третьего эшелона не привыкли действовать без точных указаний сверху. А указаний не было.